Ешь правильно, беги быстро

Пейсеры на «Спартатлоне» не предусмотрены, первая встреча с командой поддержки возможна только после 50 миль. Я держал ровный темп, иногда перекусывал гелями, картошкой, бананами, пил энергетические напитки и пытался сконцентрировать внимание на текущем моменте: на следующем шаге и на шаге после него. Около пяти вечера температура воздуха была выше 35 градусов, я уже достаточно отбежал от моря, пробежал по извилистым дорогам вдоль апельсиновых садов, через древний город Коринф мимо сиявших в лучах солнца знаменитых колонн храма Октавии. Я бежал навстречу солнцу, садившемуся за холмом, и все вокруг было окрашено в глубокий алый цвет. Было очень жарко, губы потрескались, я старался ни о чем не думать – предстоял еще длинный путь, и думать было опасно, слишком легко можно было прийти к рациональному выводу о том, где я находился в данный момент и сколько еще предстояло пробежать. А такие рациональные выводы могли послужить сигналом и к рациональному желанию – сдаться. Так что я старался направить сознание в ту точку, где нет мыслей, и уловить тот самый момент, который приносит бегунам на сверхмарафонские дистанции столько радости.

Люди часто спрашивают, о чем я думаю, когда бегаю много часов подряд. Я уверен: беспорядочные мысли – это враги бегуна-сверхмарафонца. Думать лучше всего о простых и примитивных вещах: когда ел в последний раз, сколько еще бежать до следующей станции помощи, где находятся конкуренты, с какой скоростью ты бежишь. Ни о чем больше думать не стоит, лучше раствориться в текущем моменте, где ничто не имеет значения.

Но мне было совсем не просто удержаться на третьем месте, и я хотел пить. Каждый раз, когда пробегал мимо кого-нибудь из местных жителей, например мимо виноградаря или деревенской старушки, сидевшей в тени, я кричал: «Панос, ниро паракало!», то есть «Воды, льда, пожалуйста!», но меня никто не понимал. В один из моментов я подбежал к одинокой таверне, и ко мне подошла старушка в синем платье. «Панос, ниро паракало!» – сказал я, и – о чудо! – она, кажется, меня поняла. Она прокричала что-то человеку, стоявшему в дверном проеме, жестом показала, что я прошу воды.

У нее были полные руки и ноги, лицо, иссушенное солнцем и ветром. Мужчина передал ей огромный стакан воды со льдом, а она – мне. Даже если бы этот лед в тот момент был из таза со свежепойманной рыбой, мне было бы все равно. Для меня этот лед был дороже всех бриллиантов мира. Она протянула еще горстку листьев базилика из своего садика. Я пытался пить и благодарить ее одновременно и в этот момент заметил, как она пытается положить базилик в мою сумку на поясе, в которой у меня были гели и еда. Я снял сумку, старушка взяла один листик базилика, заложила его мне за ухо и поцеловала в щеку.

И в этот момент я внезапно ощутил невероятный прилив сил. То ли ее помощь и доброта, то ли вода, базилик (я позднее узнал, что эта пряность считается королевой среди приправ, и называется она так от древнегреческого слова «басилевс», что означает «царь», и что в Греции она символизирует удачу и силу), но что-то у меня в сознании изменилось. Это был как раз тот самый любимый момент сверхмарафона, которого я всегда ждал. Момент, когда кажется, что все бессмысленно, что продолжать бег дальше совершенно бесполезно, но кто-то по-доброму обращается к тебе, или ты делаешь следующий шаг, или глотнешь воды, и вдруг понимаешь, что все не напрасно, как раз наоборот – продолжать бег, особенно в момент, когда тебе это кажется бессмысленным, сейчас самое важное в жизни. Многие бегуны ощущают такую ясность сознания после забега или тренировочной пробежки, достигнув состояния полного изнеможения и одновременно восхитительной усталости. Сверхмарафонцам такой момент ясности сознания практически гарантирован.

Всё было так же, как и за мгновение до этого: я был тот же, немного обезвоженный, хромал из-за перебитого мизинца, мне было жарко, я устал, квадрицепсы и икроножные мышцы болели так, как будто их отбили бейсбольной битой. Но я ощущал себя совершенно иным человеком.

Я стал наращивать скорость. Я обогнал Нуна, Талманна, впереди оставался поляк. Только новичок мог начать вести забег после десятой мили: это равносильно самоубийству. Вести забег после 25 миль – упрямство самоубийственное, но уже достойное уважения. Продолжать вести забег после 50 миль – форменное безумие. Или я сильно ошибался на его счет? В любом случае это было уже опасно.

Я пробегал через виноградники, зная, что Корыло впереди. И настолько впереди, что я его не видел.