Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

Набег на Европу

Пиво с сушками

Столь приятное событие – бегство в Германию – произошло весною девяносто второго года.

Беглец разместился в столице герцогства Баденского, курортном местечке Карлсруэ. Здесь были, как положено, старинный замок и Шлоссплац – площадь, от которой во все стороны шли тридцать две улицы. Но главной площадью была Фридрихсплац. В обширном кирпичном здании находились громадная библиотека со ста пятьюдесятью тысячами книг и с хранилищем древних рукописей и, кроме того, театр драмы и оперы, а еще были политехникум и бронзовая пирамида-памятник основателю города маркграфу Карлу.

Азеф поселился в гостинице «Виктория», в самом дешевом номере, возле туалета. Нехороший запах проникал в жилище беглеца, но тот словно не замечал этого неудобства. Азеф усердно принялся за учебу в политехе и стал ежедневно посещать библиотеку. Вечера он весело проводил с молодежью, по разным причинам покинувшей Российскую империю и теперь получавшей заграничное образование. Почти каждый что-то натворил политическое и теперь издали показывал язык охранке.

Тут, среди прочих, были друзья Азефа из Ростова-на-Дону, именно те, что увлекались романтикой революции и которые успели убежать, прежде чем их отправили на тюремные нары.

Каждый вечер приятели собирались в пивнушке, кружками употребляли хмельной напиток и жарко спорили.

Азеф никогда не лез в дебаты, лишь молча пил пиво, если были деньги, да согласно покачивал громадной головой. Его товарищи глотали табачный дым и, перебивая друг друга, размахивали руками и выплевывали гневные слова в адрес проклятого русского самодержавия.

Любитель гимнастики по системе Мюллера Юделевич вдруг сказал:

– Только что я получил коллективное письмо из Ростова-на-Дону. Вот что пишут наши товарищи Дмитрий Фишман и Василий Алабышев: «Самое ужасное, что русский народ в своей массе доволен своим скотским существованием. Все его интересы сводятся лишь к тому, чтобы вкусно жрать и пить водку, а духовных запросов нет никаких. Правда, в интеллигентской среде все больше зреет ненависть к самодержавию, даже учителя гимназии говорят о необходимости свободы и равенства».

Ядовитый Меерович ехидно рассмеялся:

– Евно, тебе тоже, кажется, свобода не нужна. Ты счастлив, когда можешь свое брюхо досыта набить…

Юделевич криво усмехнулся:

– Если брюки продаст, то загул для нас всех устроит!

Тут все грохнули смехом, Азеф же с трудом сдержал себя, чтобы не стукнуть обидчика.

Дело было в том, что брюки и впрямь так износились, обтерхались, что их давно надо было пустить на тряпки, и они уже стали предметом бесконечных насмешек. Вот и теперь Самойлович, изображая юродивого, встал перед Азефом на колени и протянул жалобным голосом:

– Позволь, о, могущественный Крез, в твоих брюках к любимой девушке на свидание сходить, свести ее с ума!

И снова все загоготали, но Азеф оставил и эту насмешку без внимания. Он вынужден был терпеть словесные экзекуции, ибо покажи, что обидные слова его ранят, так товарищи его бы заклевали окончательно. Поэтому Азеф, стараясь сохранять спокойствие, заговорил о другом:

– Теперь, товарищи, поговорим о важнейшем деле – о переводе на русский язык сочинения Каутского «Программа социал-демократической партии». Мне приятно, что на мое предложение охотно откликнулись товарищи Меерович, Петерс, Самойлович, Юделевич и Хуня Гольштейн. Каутского я разбил на фрагменты, и все названные товарищи сдали мне свои переводы. Задерживает нас лишь один – Самойлович. Мы в Германии отпечатаем этот труд и отправим нелегальным транспортом в Россию. Голосуем, все за?

Никто не возражал, все продолжали пить пиво. И в заключение вечера хором исполнили «Дубинушку», которая по какой-то причине считалась ужасно революционной, а затем полюбившуюся песенку «Письмо раввину Шнеерзону»: «У местечку Лядыню, Могилевской губерню, господину раввину, ай-ля-ля-ля-ля-ля! Шнеерзону!..»

* * *

Луна стояла высоко в небе. У кого были подруги – пошли на свидание, у кого не было подруг, но водились деньги – пошли в публичный дом. У кого не было ни того ни другого – как у Азефа – отправились в свои углы изучать библию пролетариата – «Капитал» Карла Маркса.

Азеф часа два сидел за «Капиталом», и ему в нос лез тошнотворный запах. Было скучно и противно. Затем в свете керосиновой лампы он долго глядел на себя в зеркало. Большой любитель сочинять афоризмы, он произнес:

– Нет, у меня не лицо, а ошибка анатомии! – Подумал и добавил, развеселившись: – Но есть верное средство, чтобы женщинам казаться красавцем: надо их глаза закрывать крупными купюрами. Придет день, и меня станут любить первые красавицы.

Часы на ратуше пробили двенадцать ночи.

Гениальный замысел

По странной причине почти все студенты-революционеры были из богатых семей и имели деньги, а Азеф с горьким юмором повторял:

– Я имею ангела-хранителя, но, стыдно сказать, я не имею шести марок на публичную девушку!