— Всегда знаю. — он выдыхает. — Мне пора. Я справлюсь.... с тем, к чему мне сегодня нужно подготовиться.
Я беру стакан воды, который стоит на тумбочке, и делаю глоток.
— Ну, если тебе что-нибудь понадобится, просто дай мне знать.
— Я ... — он колеблется.
— Но с тобой все в порядке? Я знаю, что в последнее время мы не часто общаемся.
— Я не знаю, как ответить на этот вопрос. — я ставлю стакан с водой.
— Так много сумасшедшего дерьма происходит прямо сейчас...С моим отцом.
— С твоим отцом?
— Да... Слушай, это сложная история, о которой я пока не хочу говорить, пока не выясню кое-что. Но как насчет того, чтобы потусоваться в следующие выходные или типа того? Вы с Вайлет можете прийти сюда, и мы пожарим бургеры. Я знаю, что Кэлли давно хотела это сделать. Мы можем пригласить Сета и Грейсона.
— Позвольте мне еще раз кое-что проверить, и я дам тебе знать, — говорит он нерешительно.
— Возможно, у меня есть... другие дела на следующих выходных.
— Ты ведь не вступишь в синдикат или что-нибудь в этом роде? — я шучу. Ну, отчасти шучу.
Я был лучшим другом Люка в течение долгого времени и знаю, что он попал в неприятности. Но Люк, кажется, иногда почти жаждет неприятностей и даже ищет их.
— Нет, ничего подобного, — уверяет он меня.
— Все, что происходит со мной... хорошо для меня. Это лишь немного осложнит мою личную жизнь. Но я обещаю, в конце концов, я смогу рассказать тебе больше.
— Ладно. Ну, дай мне знать, если тебе понадобится что нибудь. И дай знать насчёт следующих выходных.
— Обязательно.
Мы вешаем трубки и я переворачиваюсь, чтобы заснуть, когда раздаётся звонок в дверь.
— Сукин сын — ворчу я, когда я кладу подушку себе на голову.
Звонок раздаётся снова, на этот раз дважды подряд. За этим следует громкий стук, я качаю головой, прежде чем поднять свою задницу из постели. Пинком отбросив с дороги одежду, я выхожу из комнаты, пересекаю гостиную и направляюсь к двери, мои глаза мгновенно сужаются, челюсть и пальцы сжимаются в кулаки.
— Какого черта ты здесь делаешь.
Моя мать улыбается мне, но ее глаза наполнены эмоциональной холодностью, которую я с детства презирал. Она выглядит так же, как и раньше, волосы уложены идеально, ни единой морщинки на дизайнерском платье, а на шее нитка жемчуга. Она всегда любила делать вид, что ее жизнь это ослепительное совершенство и нескончаемые улыбки. Но если кто-то посмотрит достаточно глубоко, то увидит ее налитые кровью глаза, это связано с тем, что она постоянно пьет и глотает таблетки. И за этой фальшивой улыбкой скрывается темная и навязчивая холодность, которую она редко показывает кому-либо, кроме своей семьи.
— Отвали. — я двигаюсь, чтобы закрыть дверь перед ее лицо.
— Ты не можешь поговорить с ним, - бормочет она в отчаянии, я никогда не слышал в ее голосе такого отчаяния, и, возможно, поэтому я останавливаюсь.
— Поговорить с кем? — спрашиваю я при полузакрытой двери.
Она бросает взгляд на лестничную клетку, потом на стоянку, потом оглядывается на меня.
— С твоим отцом.
— С каким из, мам? — я выгибаю бровь.
— Человеку, которому я верил с детства, что он был моим отцом. Ты знаешь, того, кому ты позволила бить меня на протяжении нескольких лет. Потому что он сейчас похоронен на глубине шести футов под землей, и я думаю, что с ним невозможно поговорить. — я прислоняюсь к дверному косяку и смотрю на нее сверху вниз. — Или человек, о котором я узнал прошлой ночью. Знаешь, человек, с которым у тебя, по-видимому, был роман и о существовании которого я не подозревал, пока двадцать четыре часа назад ко мне не подошел какой-то незнакомец и не сообщил. Кстати, спасибо за это. Что даже не рассказала.
У нее дернулась губа.
— Ты стал смелее с тех пор, когда я в последний раз говорила с тобой.
— Да, потому что я понял, что не должен принимать твоё дерьмо больше.
— Только потому, что ты решил, что я недостаточно хороша, чтобы быть в твоей жизни больше, не дает тебе права говорить со мной таким образом.
— Я не говорю ничего, что не является правдой, — поясняю я. — Я уже давно сказал тебе, что не хочу тебя в своей жизни. Тебя ядовитую. Так что, когда ты появишься у моей двери без предупреждения, это будет своего рода метод лечение, который ты получишь, особенно после того, как я только что узнал, что ты лгала мне большую часть жизни.
— Я не лгала тебе, — шипит она, делая шаг вперед, чтобы заглянуть мне в лицо. — Я защищала тебя.
— Защищала меня? — я изумленно смотрю на нее. — Защищала меня от чего? Тот факт, что человек, которого я считал своим отцом, может им и не быть. Что все эти годы пыток и ментального насилия никогда не могли произойти.
Ее глаза сужаются до щелочек.