Еще больше скорости. Еще больше любви

И вот я бреду к раздолбанному кафе, возле которого нам посчастливилось остановиться.

Я сказал ему подождать меня, потому что мне хотелось умыться, смыть с себя всю грязь.

Я открыл дверь и вошел в небольшое, мрачное помещение.

За двумя столиками сидело несколько дальнобольщиков, в углу сидела небольшая компания, из уже пьяных мужчин.

Как только я вошел в кафе все тот час обернулись. Все смотрели на меня, а я не знал, насколько страшно выгляжу, какое у меня лицо.

Еще до того, как толкнуть дверь, я напялил на себя капюшон, который мог помочь мне скрыться от них.

Неужели не помогло? Почему они все изучают меня?

Почему?

Я поежился.

— Убийца?

— Вот он! Он застрелил его!

— Ловите! Мы сдадим его полиции! — повскакивали все со своих мест.

Я потряс головой.

Нет. Показалось.

Они все потеряли ко мне интерес. Все, кроме полной женщины среднего возраста, смотрящей на меня алчными глазами.

Пройдя мимо нее, я оказался в небольшом коридоре, и тот час заперся на замок.

Здесь, наконец-таки, почувствовав себя защищенным, пережившим все, что произошло, сумев скрыться, я смог дать волю своим эмоциям.

Я не мог сказать, что после этого стало легче. Нисколько.

Я смотрел на Павла, сидящего на стволе дерева, и понимал, что то, что я смыл с себя грязь, не говорит о том, что я смог очистить свою душу.

— Паша, — произнес я в тишине.

Вокруг нас все было черно и грязно, сыро и мертво.

Природа умерла. Умерла на зиму.

— Паш.

Тут он наконец-таки шевельнулся.

Провел руками по груди и сжал себя с обеих сторон.

Как будто бы ему было холодно. Очень холодно.

Он на самом деле сильно дрожал. У него тряслись руки, дрожали колени, подергивались пальцы. Он все так же смотрел в никуда, широко раскрыв глаза.

— Все кончилось, — посмел я сесть рядом с ним. — Все закончилось.

Молчание.

Я в который раз вытер слезы.

— Мы закончили, — прошептал я.

Тишина.

Лишь слабый шум шоссе, доходивший досюда.

Не слышно птиц. Большая часть из них ужа давным-давно улетела.

Осмотревшись по сторонам, я вновь повернулся к Мятежному.

И тут он будто бы вынырнул.

Громко и шумно вздохнул.

Потом еще раз. Еще и еще.

И с ним начало твориться то, что пришло ко мне немного быстрее.

Сползя с дерева, он встал на четвереньки.

Его стошнило несколько раз, и я старался не обращать на это внимание, сделать вид, что ничего не слышу.

Мир будто бы замер.

Я сидел на дереве, ощущая, что мне с каждой секундой становиться все холоднее и холодней.

Влага просачивалась сквозь одежду, мочила ее, делала невыносимой.

Медленно поднявшись, я переступил через ствол.

Мятежный к этому времени сел прямо на землю, подняв лицо к небу.

По его лицу продолжали течь слезы, которые он не пытался скрыть.

У него срывалось дыхание, он часто сглатывал, шумно дышал. Теперь он часто моргал красными глазами. Все его тело дрожало. Он был очень страшный. Он был очень плох.

Все его лицо так и оставалось перепачканным.

— Паша, — я не знал, что мне делать. Я просто в который раз сел возле него, понимая, что ничем не смогу ему помочь.

Да и на что я мог надеяться?

Ведь это я…

Я все это сделал.

Я лишил его отца.

Я стал убийцей.

От понимания и осознания этого, я вновь заплакал.

Посмотрев на него, я подумал, что меня бесит, бесит то, как он выглядит, что это лишь напоминание мне, о том, что я натворил.

Осмотревшись по сторонам, я опустил на землю ладонь, которая нащупала под собой пожухшие, опавшие листья.

Зацепив несколько своими пальцами, я прислонился к Мятежному плечом.

Моя рука медленно потянулась к его лицу.

Медленно, медленно.

Умерший лист дотронулся до его лица. Проведя им по его коже, я понял, что это не помогает.

Бросив это дело, я полностью разверулся к нему и обхватив обеими руками, прижав к своей груди его голову, стал растирать пальцами все то, что казалось мне ужасным.

Он не сопротивлялся этому, кажется, даже не замечал, что я делаю.

Мои слезы, попадающие ему на лицо, помогали мне. Они совсем чуть-чуть, но помогали мне.

Я смог вытереть мелкие капли крови с его щек, при этом, наверняка, делая ему больно.

Чем остервенелей я тер его кожу, тем громче были его вздохи.

— Дима! — в конце концов, не выдержал он.

Перехватив мою руку, он крепко сжал ее. Сжал мое запястье.

Прижавшись головой ко мне, он спрятал свое лицо в моей грязной одежде, и лишь после отпустил меня.

— Прости меня, — прошептал я. — Прости.

Я не знаю, сколько мы сидели с ним на земле, но было очень холодно.

Он, не переставая, стучал зубами, все еще не поднимался. Не давал мне встать.

Его глубокий вздох нарушил тишину.

Оторвавшись от меня, он впервые за все это время, смотрел мне в глаза:

— Как думаешь.

Я боялся. Я боялся его вопроса. Я боялся его. Я не знал, что мне ответить.

— Как думаешь, с ней все будет в порядке? — смотрел он на меня сквозь слезы.

А я сначала не понял, о ком он. Не сообразил. Слишком погряз в своих мыслях.

— Да, конечно, — кивнул я. — Естественно. Ей помогут. Я уверен в этом. Она выкарабкается и у нее все будет хорошо, — ответил я.

— Я боюсь, боюсь за нее, — сглотнул Паша.

— Она справится. Я не сомневаюсь в этом, — сказал я.

Мятежный вновь смотрел на меня в упор.

И я снова покрылся потом.

— Хорошо, — прошептал он.

Молчание.