Еще не вечер

У входа в углу вешалка с несколькими священническими облачениями.

Дальше небольшой письменный стол, стул перед ним… на столе толстый «Молитвенник», сброшюрованные листы с надписью «Расписание служб», дешевенькие часы-будильник в пластмассовом корпусе и тефлоновый нагреватель справа на самом углу.

У стола сбоку три выдвижных ящика.

Прокурор подошел, потянул ручку верхнего и увидел незначительное содержимое: стопка чистых листов бумаги, две гелиевые ручки, коробка со скрепками, линейка, с ластиком карандаш.

И еще, стало быть, здесь лежали ключи.

Он посмотрел на Владимира, оставшегося стоять у порога, и показал пальцем внутрь ящика.

Тот, поняв в чем дело, кивнул.

Во втором ящике… чайные принадлежности… и еще две круглые батарейки, но не пальчиковые, а потолще.

Он протянул одну из них в сторону дьякона:

— А вот это к чему?

— Хм, к фонарику, надо полагать. Он ведь поздно иногда домой возвращался.

Третий — последний — ящик двинулся очень легко, показался сначала пустым, и почти так, если не считать тонкой брошюры с надписью на обложке «Лунный календарь».

Сразу последовал от дьякона комментарий:

— Для исчисления дат некоторых праздников используют Лунный календарь. Хотя…

Однако в ответ на вопросительный взгляд продолжение не последовало.

— Нет, ничего.

Только сейчас Виктор заметил на коврике у стены прикрытые материей вроде как — небольшие доски; проследивший за взглядом дьякон спешно проговорил:

— Иконы те самые, что воры не унесли.

— А почему вы назад не поставили?

— Затруднительно. У них сзади зацеп, чтобы, значит, навешивать на шуруп. Для этого надо снять сначала те, что сверху над ними. У меня времени не было. Да и разрешения вашего.

— Снимите материю, мне надо осмотреть.

Владимир подумал, шеф хочет взглянуть просто из любопытства, и удивился, когда тот, просидев с полминуты на корточках, велел дьякону дать ему из ящика линейку, а самому Владимиру сесть за стол и записывать.

Через минуту усидчивой работы с линейкой шеф продиктовал первую цифру, и скоро — вторую и третью.

Тут стало понятно, в чем именно дело, и сразу досадно — замеров следов на планках выломанных икон они не произвели, хотя надлежало не только замерить, но и сфотографировать. Эх, стыд-то.

С другой иконой шеф дольше возился.

И с напряжением, от чего стало слышно его дыхание.

Закончив, поднялся, размял слегка ноги и вдруг спросил дьякона по-учительски строго:

— Вы почему в семинарии полный курс не прошли?

Тот кашлянул сначала, и заговорил, заметно нервничая, хрипловатым голосом:

— В семействе, значит, нашем ладно не всё. Отец на стороне живет, когда не в тюрьме.

— То есть материальная помощь близким нужна?

— Нужна. Мать, брат-сестра — школьники, старая бабка.

— Бедновато живут?

— Куда уж…

Прокурор бросил на парня сочувственный взгляд, тот завершил объяснение:

— Я им житье немного поправлю, брат тоже в семинарию пойдет, тогда учебу непременно продолжу.

— Вот и славно, — поощрил прокурор.

Владимир тоже собрался рассмотреть следы на планках икон.

— Володь, не надо меня дублировать. Ты лучше позвони еще раз настоятелю — скоро он к нам?

* * *

Почти двенадцать ночи, но ни малейшего желания спать — слишком много информации для одного дня.

Нет, правильнее так: выросло вместе и число уравнений, и число неизвестных. Он теперь злится, не умея понять, что за новая возникла система — не просто подвижная, но кажется — враждебная лично к нему, убегающая при всякой попытке ее зафиксировать.

Состояние стало походить на нервическое — в поисках выхода прокурор взял рабочий блокнот и ручку.

«Лопатка» — пришло в голову первым пунктом. Даже без увеличительных фотографий следы на планках определенно показывают — иконы выламывали лопаткой, которой убили священника. Воры пришли похищать иконы без всякого инструмента?.. Неправдоподобно. Особенно если добавить еще одно обстоятельство, упущенное на первом, грубо-оценочном этапе: Владимир упорно повторяет — «преступников спугнули, они уже нервничали, оттого что, возможно, совершили убийство». И Игорь Петрович тоже не озаботился важной и почти очевидной деталью: воры выломали одну из двух ярославских икон, но кто мешал сразу сунуть ценную ярославскую в сумку. Не успели? Так испугались чего-то, что забыли вообще обо всем?

«Книга». На столике перед ним недорогое издание Лермонтова 1936 года — обложка картонная, матерчатый переплет без надписи. Цепляло его тогда у стеллажа замеченное что-то, но неосмысленное сразу. Цепляло позже… и выскочило, когда в восьмом часу уходил из служебного кабинета, намереваясь посидеть немного в кафе с Машей и симпатичными остальными. Пришлось отказаться — явилась вдруг отчетливая картина: следы пальцев на припыленных верхних обрезах книг — на тех, что с пустыми — без надписей — корешками, именно, вот, на них; заволновался даже от такой яркой вспышки памяти, жгуче хотелось быстрее проверить.

Сестра покойного помогала выбирать книги с пустыми корешками; их оказалось всего шесть, и скоро Виктор понял — нашел: вот эту, теперь она перед ним на столике.