Еще один круг на карусели

Эта тема была ему особенно близка, и именно в этом направлении велась основная часть исследовательской работы в Коммонвиле. Майкл очень настаивал на разнице между словами «лечение» и «исцеление». Первое понятие связано с медициной, врачами, с их практикой, их возможным успехом в борьбе с болезнью. Лечение прежде всего физический процесс, он зависит от внешних факторов. Исцеление же — это процесс, в ходе которого восстанавливается общее равновесие больного, и зависит оно в первую очередь от внутренних ресурсов, от того, что каждый противопоставит болезни. В Коммонвиле рак не «лечили», зато могли помочь с «исцелением». В этом был главный смысл работы центра.

После ужина — всегда строго вегетарианского — каждому пришлось представиться и рассказать о себе. Нас было девять человек, шесть женщин и трое мужчин, все с желтоватыми лицами, испуганными глазами и едва заметным ежиком волос, которые только-только начинали отрастать после химиотерапии. Я был единственным иностранцем, и для меня все последующее было еще одним способом взглянуть изнутри на Америку, которая уже успела навести на меня в Нью-Йорке невыносимую тоску.

Одного из участников семинара, ортопеда по специальности, чуть моложе меня, жена бросила сразу же, когда у него определили рак. Больше всего его угнетало то, что жена при уходе опустошила их дом, забрала с собой всю мебель. Миниатюрная общительная женщина тридцати пяти лет, модный дизайнер, рассказала, что ее муж, узнав о диагнозе, вскоре тоже подал на развод. Особенно она страдала из-за разлуки с сыном. Ей, измученной химиотерапией, стало не под силу ухаживать за малышом, и муж решил забрать у нее ребенка.

Только у одной женщины из Сан-Франциско все было в порядке с браком — муж, двое детей, а значит, и поддержка близких. У всех остальных положение в личной жизни было нестабильное, они страдали от разочарований и конфликтов.

Многие чувствовали себя отвергнутыми семьей, они ощущали, что друзья или коллеги понимают их лучше. Женщина-адвокат из Денвера, тоже разведенная, растрогалась, вспомнив, как две ее сотрудницы, секретарша и ассистентка, в знак солидарности с ней, облысевшей после химиотерапии и стеснявшейся этого, явились в офис обритые наголо.

Мы сидели кружком на земле — девять участников плюс руководитель обсуждения. Он же заведовал коробкой с бумажными носовыми платками и подталкивал ее к рассказчику, чтобы тот мог вытереть слезы, сопровождавшие практически каждую историю. Вскоре мы обратили внимание на эти странные, если глядеть со стороны, но очень своевременные перемещения коробки; все засмеялись. Смеялась вместе с нами и молодая женщина-дизайнер, которая рассказала о результатах исследования, проведенного каким-то университетом. Выяснилось, что слезы того, кто режет лук, отличаются по своему химическому составу от слез, которые проливались здесь, — «слез гнева и печали», как она выразилась.

Именно печаль и гнев звучали в историях моих товарищей, и это было вызвано не столько болезнью как таковой, сколько их жизнью и отношениями с другими людьми. Вот на что следовало бы в первую очередь обращать внимание при оценке уровня развития общества, а вовсе не на ВВП или, допустим, доход на душу населения! И какой же мерой можно измерить эту роскошь, когда в твоей жизни есть человек, на которого ты можешь во всем положиться, с которым можно глядеть в будущее и обозревать былое, делить горе и радости? Человек, которого ты встретил еще в юности, с которым ты менялся и рос, с которым хорошо было бы и состариться вместе. Какую ценность представляет для излечения присутствие в жизни больного такого друга? На мой взгляд, огромную. Кстати, то же самое можно сказать и о доверительных, искренних отношениях с врачом. Мои товарищи были со мной согласны.

Женщина-адвокат из Денвера внезапно разрыдалась: ей пришлось поменять врача-онколога, так как прежний заявил, что больше ничем не может помочь. А вот другая женщина, судья из Миннесоты, сказала, что ее врач просто безупречен. Он ни разу не говорил с ней о проценте излеченных, о том, сколько лет или месяцев ей осталось. Он подбадривает ее, говорит с ней только о хорошем, и она твердо решила не сдаваться и сделать все, чтобы не стать «объектом для статистики».

У пятидесятилетнего сотрудника вашингтонской организации, занимающейся защитой прав человека, рак обнаружили уже давно; он рассказал, что за это время успел сменить двух жен и бесчисленное количество врачей, чтобы, как он выразился, «не чувствовать себя один на один с болезнью».

Все они были обижены на свои страховые компании, которые шли на любые уловки, лишь бы не оплачивать больничные счета. Ортопед обнаружил в страховом полисе, оформленном много лет тому назад, пункт, согласно которому в случае самоубийства клиента его страховка детям не выплачивается. Женщина-судья подтвердила, что такая практика действительно существует.