Еще один шанс

— Держись Софьюшка. Держись, птичка моя. Все будет хорошо, — она тихо, словно молитву, повторяет одни и те же фразы.

Последним в цепочке старик, несчастный спотыкается, волочился по земле, пытается встать, снова падает, ударяется головой о землю.

Плывут над дорогой клубы белесой пыли. Невнятными миражами парит степь. Знойно, нечем дышать. Немилосердно дует горячий ветер, волнами гнет травы. Горько пахнет бурьяном. На высохшем кофейном земляном бугорке вылез из норы и в бесстрашном столбняке застыл суслик. Вот он заметил что-то, пригнулся, побежал, скрылся. Где-то в стороне от дороги, окруженные со всех сторон высокой травой, бесшумно скользят человеческие силуэты. По одному «тает» охрана каравана. Чуть слышны невыразительные хлопки и предсмертное ржание лошадей.

Несчастные не замечают, что уже несколько минут как сбились с пути, зачем-то повернули в сторону от дороги и бредут без надзора. Впереди показался небольшой бурый курган. Первый невольник запинается о корягу и словно подкошенный падает на землю. Его рот открыт. Он задыхается, хватает ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Вся вереница останавливается. Пленники обессиленно валятся на землю, ожидая ударов и криков о продолжении пути.

— Пить, — одними спёкшимися губами, из последних сил, произносит девушка и, теряя сознание, летит куда-то далеко вниз. Небо, трава, земля кувыркаются перед глазами.

— Софьюшка, девочка моя, очнись, — кто нежно трепет невольницу по плечу. Она с испугом встрепенулась, словно от удара кнута, и щурясь на свет открыла глаза. Над ней было лицо няни. — Доченька, давай я развяжу тебя. Господи, исстрадалась-то как, птичка моя.

— На, вот, выпей водицы, касатушка, — женщина, стуча зубами о фляжку, глотнула раз-другой. Влага была тепловатой и отдавала железом, однако невольница пила с удовольствием.

— Скорея, робята, скорея! Окопаться! Татарва может налететь в любой момент. Поспешать надочи.

Люди в странной, зеленой одежде, сливающейся с травой, загнали караван на холм. И активно, подбадривая друг друга, стали копать землю вокруг него небольшими лопатами. Комья мягкой земли один за другим дружно падали на траву и ямы росли прямо на глазах. Неизвестные работали с таким остервенением, словно это был последний день в их жизни.

Долговязый, тонкий в поясе, безбородый парень в зеленом платке, с грязным лицом изрисованным зелеными полосами и веселыми глазами, с интересом, по-кобелиному рассматривал практически голую пленницу. Невольно приоткрыл рот. На его груди болталось невиданное до того девушкой небольшое ружьё — рогато-черное, с ухватистой рукояткой, чужое и таинственное.

— Вы, Софья Борисовна Прозоровская? — с насмешкой произнес он. — Чё, прям настоящая боярыня?

— А тебе-то што? — невольница немигающим взглядом посмотрела на незнакомца, на его широченную худую грудь, на громадные корявые руки, выпирающие из закатанных рукавов, чем-то напоминавшие крестьянскую соху.

— Да так, — нахал улыбнулся широко и ослепительно. — Проходил мимо. Интяресуюсь? Не встречались ли с ней? Говорят, с дому убёгла?

— Батюшки-светы, да Софьюшка, это, Софьюшка — нянечка всплеснула руками. — Ищут они тебя касатушку. Всем миром ищут. Батюшка попросил.

— А ну, греховодник чёрномордый! Зенки-то не пяль, — девушка почему-то внезапно покраснела, засмущалась. Закрыла руками почти обнаженную грудь.

— А я и не пялюсь. Было бы, тут, ещё на что глядеть, — нахал, ухмыльнулся, весело заржал и вскинув голову, громко закричал куда-то в сторону… — Радио командиру: Пленница найдена. Живёхонька, здоровёхонька. Окапываюсь. Передай описание местонахождения. Жду подхода основной группы.

Конный отряд татар в две сотни отборных нукеров подскакал к небольшому холму только к вечеру. Всадники осадили лошадей на расстоянии двойного полета стрелы от центра кургана. Золотая пыль солнечного заката осветила разноцветную массу людей и животных. Двигаясь, они начали суетливо переливаться из конца в конец поля. От яркого солнца посверкивали кольчуги, выделялись яркие пятна попон, проблескивали наконечники копий, стальные клинки сабель. Большинство степняков были одеты в рваные овчинные полушубки без рукавов или в стеганые матерчатые халаты, подпоясанные разноцветными кушаками. Кое на ком были шлемы, другие с непокрытой головой. У многих были видны наголо обритые или выбритые наполовину головы с заплетенными позади косицами.

— Рассредоточиться, черт возьми! — прозвучала команда странного командира. — Всем по своим местам! Без приказа не стрелять.

Смолкли шутки и озорной смех чумазых похитителей. Команда была выполнена чётко и молча.

— Святая Богородица — спаси и сохрани! — Софья, как и все невольники, увидев татар, поспешила спрятаться в длинной глубокой яме, выкопанной вокруг кургана. — Как же их много? Господи, просто цельная тьма!