– Блинов, ко мне! – приказывает вертухай. По голосу, это Блаватский – хороший мужик, беззлобный. Инструкции выполняет, но «по букве», без ненависти. Хотя тут и «по букве» можно очень легко в деревянный бушлат загнать. Заставят полдня стоять в полуприседе – и готово...
Блинов пятится раком назад, продевает клешни сквозь решетку вспомогательной двери, защелкиваются браслеты.
– Блинов, к стене! Мигунов, ко мне!
Теперь я пячусь раком. Сколько лет я ходил по-особенному, не так, как гражданские – строевым шагом. Вначале сам осваивал его в училище, потом учил солдатиков, маршировал на разводах, смотрах, учениях, парадах. Иногда злился на муштру, иногда халтурил: не поднимал ногу на нужную высоту, не тянул носок, не «рубил шаг»... Мог ли когда-то представить, что научусь такому противоестественному и унизительному способу передвижения, в котором, вдобавок, и не схалтуришь: тут за это не замечание и не наряд вне очереди, а литой резиной по почкам – раз! И все ясно: так больше делать нельзя!
На ощупь просовываю обе руки в специально увеличенный квадрат решетки, запястья охватывает холодная сталь. Хорошо надел, правильно: и рука не болтается, и не затянул сильно – в самый раз! Щелкает замок вспомогательной двери – камера открыта.
– На прогулку, вперед!
В тех же лягушачьих позах, да еще в браслетах, корячимся по коридору: согнутые, в полуприседе, закованные руки торчат назад-вверх. По бокам два вертухая с тяжелыми резиновыми дубинками. Если попробуешь выпрямиться – палки тут же влипнут в спину, да так, что полчаса не сможешь подняться. Перед глазами обшарпанный, но чистый пол, за восемь лет я изучил каждую трещинку, каждое пятно. Стены я знаю хуже, да и то не выше, чем на метр, а потолка и вообще никогда не видел. Так же, как лиц вертухаев. Но справа идет Блаватский: его стоптанные берцы [5]я хорошо знаю – левый каблук у него почему-то с наружной стороны сильнее снашивается, и правый носок ободран сильно – как ни мажет ваксой, все равно видно. Уже восемь лет так ходит. И чего он их не меняет? Ведь обмундирование должны выдавать бесплатно, берцы – раз в четыре года. Хотя мало ли, что должны... Может, не выдают, а скорей всего, он компенсацию получает: деньги нужней...
– Дежурный наряд ведет пожизненно осужденных на прогулку! – грубо докладывает второй вертухай, я его не узнаю – ни по обувке, ни по голосу. – Прошу открыть выход из корпуса!
– Выход из корпуса открываю, – отзывается второй голос – точно такой же. Подбирают они их по голосам, или от работы такие голоса вырабатываются?
Снова лязгают замки – один, второй... Повеяло свежим воздухом. Выползаем на свет божий – в пятиметровый решетчатый коридор, ведущий к прогулочному дворику. Как в цирке. От притока кислорода сразу закружилась голова.
– Гля, гля, вот они, суки! – раздается справа противный,
Голос принадлежит Дуле – «пернатому», «гребню», «петуху», короче, проткнутому пидору. В обслуге таких большинство: кто из правильных арестантов согласится ехать из
– Смотри, смотри, Паркет, когда еще увидишь, как генерала раком ведут! – регочет Дуля.
Интересное дело: всю военную службу я стремился к генеральскому званию, к лампасам, к почтительному обращению «товарищ генерал»... Не дождался, даже по ошибке никто генералом не назвал – в армии так не ошибаются, это не майора с полковником перепутать... А тут какой-то «петух" из хозобслуги мне это звание в один момент присвоил, и должность в Генеральном штабе выделил, и еще своими омлетообразными мозгами с гонкой вооружений увязал, о которой только по радио слышал. А ведь он более порядочный гражданин, чем я! Точнее, „менее общественно-опасный“, но это в принципе одно и то же... Ему и позволяется больше: ходит ровно, без наручников, по всей территории свободно; разговаривать можно, шутки шутить с друзьями...
– Как тигра на арену, еще кнутом наподдать под жопу! – от души веселился «петух».
Кого это он, интересно, надрачивает?