Теперь настала очередь генеральши Бархударовой и ее кузена. Ему прикрепили уродливый нос – как известно, именно нос был главной приметой Сирано де Бержерака, – а маленькую роль красавчика Кристиана, язык которого заплетался при разговорах с женщинами, взял на себя адъютант Степанов.
По сути дела, он только начинал диалог, а потом его продолжали Роксана и Сирано. Элла, слушая их, подумала: неужели и их с Павлом игра представала всем зрителям никакой не игрой, а истинным объяснением в любви? Похоже, генералу Бархударову придется носить новый головной убор, если он вообще его уже не носит, если голова его уже не украшена рогами.
Элле было необычайно грустно во время этой сцены, и она очень обрадовалась, когда довольно-таки бездарные любовники наконец сошли со сцены, а их место заняли Зинаида и Феликс Юсуповы, которые с блеском сыграли влюбленного учителя танцев Альдемаро из Лерина и прекрасную Флореллу, да еще и станцевали напоследок настоящую павану (как раз ту, которой Альдемаро обучал Флореллу!), причем Зинаида – со своими темными волосами, горящими румянцем щеками и в той самой мантилье, в которой Элла несколько минут назад изображала донью Соль, – выглядела подлинной испанкой. Феликс Феликсович, который всегда казался Элле неуклюжим таким медведем, выглядел, танцуя, необычайно легким и грациозным, а таланту Зинаиды Николаевны можно было только позавидовать. Ей бы на сцене выступать! Элла очень любила танцевать на балах, Сергею смотреть на нее доставляло необычайное удовольствие, он хоть сам не танцевал, но гордился, когда carnet de bal, бальная книжка жены, была заполнена, и даже сам помогал ей вписывать имена кавалеров. Но умения Эллы не шли дальше бальных танцев, а Зинаида оказалась настоящей актрисой.
Пока Элла всерьез подумывала о том, чтобы брать танцевальные уроки и совершенствовать свои умения, Феликс Феликсович сообщил, то сейчас будет разыграна сцена из «Ромео и Джульетты».
Элла растерянно оглянулась, но Сергея рядом уже не было. Павел тоже отошел в сторону, на нее даже не смотрел.
Но вот появился Сергей в сопровождении все того же Степанова. Адъютант, видимо, был на все роли мастер и сейчас изображал лакея, с которым заговорил Ромео во время бала:
– Скажи, кто та, чья прелесть украшает
Танцующего с ней?
У Степанова в этой роли была всего одна реплика, которую, впрочем, он произнес весьма прочувствованно – должно быть, еще не вышел из роли влюбленного Кристиана:
– Синьор, не знаю.
При этом смотрел он на Ромео с такой обидой, как будто тот задал не обычный вопрос, а страшно слугу оскорбил. Элле даже показалось, что у него слезы на глазах. Но потом заговорил Сергей – и у Эллы дрогнуло сердце, с такой нежностью он произнес:
– Она затмила факелов лучи!
Сияет красота ее в ночи,
Как в ухе мавра жемчуг несравненный
Редчайший дар, для мира слишком ценный!
Как белый голубь в стае воронья —
Среди подруг красавица моя.
И вот вихляющейся походкой вышла Джульетта… Это был адъютант Константин Балясный – чернокудрый, черноокий и томный, как одалиска.
Генеральша Бархударова расхохоталась от души. Кузен вторил ей. Остальные молчали.
Элла сидела, точно аршин проглотила, изо всех сил пытаясь натянуть на лицо улыбку.
А сцена, которая разыгрывалась перед ней, была не менее любовной, чем та, в которой они недавно участвовали с Павлом! В роли Ромео Сергей оказался куда более пылок и страстен, чем в роли зловещего де Сильвы, и голос его, и взгляд выражали истинную страсть, а сжимал он в объятиях хрупкого Балясного так, что у того едва не хрустели кости! Судя по выражению лица Балясного, тот уже задыхался от страсти! И вот наконец Ромео вопросил:
– Даны ль уста святым и пилигримам?
Балясный промурлыкал:
– Да, – для молитвы, добрый пилигрим.
– Святая! Так позволь устам моим
Прильнуть к твоим – не будь неумолима!
И после этой реплики Ромео надолго припал к губам Джульетты, заодно тиская ее зад.
Степанов, не сдержав громкого, ревнивого всхлипывания, выбежал вон.