Даже зная их близость, я удивилась:
— Георгу?
— Я имела в виду королю, — поспешно поправилась Анна. — Приведи его сюда.
Я побежала в королевские покои. Его одевают к обеду, в спальне с полдюжины кавалеров. Прямо в дверях я нырнула в реверансе, он просиял от удовольствия при виде меня:
— Это же другая Болейн! Та, у которой хороший характер!
По комнате прокатились смешки.
— Королева умоляет вас, сэр, тотчас прийти к ней. У нее хорошая новость, которую она не может скрывать ни минуты.
Рыжеватые брови приподнялись. Вид у него поистине величественный.
— Она посылает вас, словно пажа, привести меня как щенка?
Я снова сделала реверанс.
— Сэр, ради такой новости я готова бежать со всех ног, а вы, зная, в чем дело, пошли бы на свист.
За моей спиной раздался ропот, но король уже накинул золотистую мантию, разгладил обшлага из меха горностая.
— Ведите, леди Мария. Щенок готов идти на свист. За вами — куда угодно.
Легонько коснулась его протянутой руки, он притянул меня ближе, я не противилась.
— Замужество идет вам, Мария, — шепнул он доверительно, пока мы спускались по лестнице, половина придворных — за нами. — Вы прелестны, как в те времена, когда были моей маленькой возлюбленной.
Чем сильнее он ластится, тем больше я настораживаюсь.
— Это дело давнее, — отвечаю осторожно. — Зато ваше величие с тех пор по меньшей мере удвоилось.
Как только у меня вырвались эти слова, прокляла себя за глупость. Хотела сказать: он стал могущественнее, прекраснее, а получилось — какая же я идиотка, — что он стал в два раза толще (чудовищная, но правда).
Он так и застыл, не дойдя трех ступенек до конца лестницы. Я глаз не смела поднять, чуть на колени не упала со страха. Хоть весь свет обойди, среди придворных дам не найдешь более неловкой, с моей страстью говорить комплименты и полным неумением делать это как следует.
Раздался громовой рев, я взглянула на короля и, к неимоверному облегчению, увидела — он хохочет.
— Леди Мария, вы что, совсем разум потеряли? — осведомился он.
Я тоже начала смеяться:
— Похоже на то, ваше величество. Я имела в виду, тогда вы были моложе, я была девчонкой, зато теперь вы король среди принцев, а получилось…
Мои слова заглушил новый раскат хохота. Придворные позади нас вытянули шеи, наклонились, желая понять, что развеселило короля, почему я краснею от стыда и смеюсь одновременно.
Генрих обхватил меня за талию, крепко обнял.
— Мария, я вас обожаю! Вы лучшая из Болейнов, никто не может так рассмешить. Ведите меня скорей к жене, а то вы можете сказать совершенно страшные вещи, и придется отрубить вам голову.
Я выскользнула из его жестких объятий, повела дальше, на половину королевы, придворные — за нами. Анна все еще во внутренних покоях, я постучала в дверь и объявила о приходе короля. Она стоит с распущенными волосами, держа чепец в руках, лицо сияет удивительным светом.
Генрих входит, я закрываю за ним дверь, встаю перед ней — никто не сможет подойти ближе и подслушать. Это величайший миг в жизни Анны, пусть сполна насладится им. Пусть скажет королю, что беременна и в первый раз после Елизаветы ребенок шевельнулся у нее в животе.
Входит Уильям, видит меня перед дверью, проталкивается через толпу придворных.
— Стоишь на страже? Руки в боки, прямо как торговка, защищающая свое ведро с рыбой.
— Она сейчас рассказывает королю, что беременна. Имеет право обойтись наконец без этой проклятой Сеймур.
Появляется Георг:
— Что рассказывает?
— Ребенок шевельнулся. — Я улыбаюсь брату, предвкушая его радость. — Она сразу же послала меня за королем.
Вместо радости вижу что-то другое, на его лицо набегает тень. Георг всегда так выглядит, если сделал что-то дурное. Знаю я его виноватый взгляд. Что-то мелькнуло в его глазах и исчезло, я даже не уверена, было ли на самом деле, но теперь я знаю, совершенно точно знаю — его совесть нечиста, путешествие ко вратам ада, дабы зачать наследника для английского трона, они совершили вместе.
— Господи, что такое? Что вы оба наделали?
Пустая придворная улыбка.
— Ничего, ничего! Какое счастье! Какие дни! Екатерина мертва, а новый принц жив. Vivat, Болейны!
Уильям не может сдержать улыбку.
— Твои родственники всегда поражают меня своим умением воспринимать любое событие в свете собственных интересов, — учтиво замечает он.
— Имеешь в виду веселье по случаю смерти королевы?
— Вдовствующей принцессы, — одновременно поправляем мы с Уильямом.
— Ага, именно ее, — ухмыляется Георг. — Конечно мы рады. Твой изъян, Уильям, — отсутствие честолюбия. Ты не понимаешь, в жизни есть только одна цель.
— Какая же? — интересуется мой муж.
— Всего и побольше, — просто отвечает брат. — И чем больше, тем лучше.
Весь мрачный холодный январь мы с сестрой провели вместе — читали, играли в карты, слушали музыку. Георг все время подле Анны, как любящий муж, — подает питье, подсовывает подушку под спину, она просто расцветает от его внимания. У нее также появилась слабость к Екатерине, и я имела возможность наблюдать, как моя дочь, подражая манерам придворных дам, грациозно сдает карты или перебирает струны лютни.