Еще одна сказка барда Бидля

- Мистер Поттер, - наконец, произносит он, - видимо, Вы, окруженные всеобщей жалостью и вниманием, не даете себе труда думать о последствиях Ваших поступков. Пренебрегаете требованиями, которые для всех остальных являются обязательными, потому что знаете в глубине души, что Вас пожалеют, и Вам все сойдет с рук? - он чуть склоняет голову на бок, видимо, ожидая моего ответа.

Но я молчу. Что я могу ответить? Да, окружен. И жалостью, и вниманием. В конце-концов, весь август во всех газетах только и писали о трагической гибели аврора Поттера, его жены и ближайшего друга. Разве это так ужасно, что меня жалеют? Мне шестнадцать, в свой день рождения я потерял родителей и Сириуса. Это что, так сложно понять?

- Я, я не…, - способность к связной речи покидает меня окончательно под его холодным взглядом.

- Что я не? - издевательски переспрашивает он. - Я не хотел, не думал, не знал? Вы не думали о том, мистер Поттер, - продолжает он, отходя от окна и подходя ближе ко мне (холод, отчужденность, почти парализующий страх…) - что не только Вы, великий герой, потеряли этим летом своих близких?

Не только я? Вот ведь черт! Я понял, кого он имеет в виду. О рейдах авроров против Упивающихся газеты тоже писали, так что я сейчас припоминаю, что у Панси Паркинсон вроде как погиб брат, а еще у кого-то со Слизерина то ли отец, то ли мать. Но ведь…

- Но ведь они были Упивающимися, сэр…

Он смотрит на меня с таким презрением, что мне кажется, оно просто стекает по моей фигуре. Прищуривается, жестко так смотрит мне в глаза.

- Я Вас уверяю, мистер Поттер, для тех, кто потерял своих близких, абсолютно безразлично, на чьей стороне они сражались.

Что ж, с ним все ясно! Хорошо, что я теперь знаю врага в лицо, что он вот так просто поднял забрало! Он Упивающийся и даже не скрывает этого! Думаю, взгляд мой из потерянного и виноватого тоже сейчас становится твердым.

- Я не разделяю Вашего мнения, сэр, - говорю я ему в лицо, объявляя войну.

- Думаю, мне это безразлично. Сегодня будете мыть Большой зал под руководством мистера Филча. Вам ясно? Магглы говорят, что труд даже из обезьяны сделал человека.

- Да, сэр. Я могу идти?

Да, я могу идти. Он еще что-то говорит мне о том, что еще одна такая выходка, и я буду учить Защиту исключительно по книгам, но мне на это совершенно наплевать. Моя жизнь только что обрела смысл и перестала течь унылым безрадостным потоком мимо меня. Я обрел врага, настоящего, из плоти и крови, в отличие от далекого Волдеморта вполне доступного для моей ненависти. Я рад. Мне стало легче дышать. Может быть, он был среди тех, кто напали на наш дом в тот день? Я же могу так думать?

- Ну, что? - испуганно шепчет мне Рон, когда мы идем от класса Защиты во двор.

- Буду мыть Большой зал с Филчем, - почти победно говорю я. - Он практически открыто признал, что служит Волдеморту!

И я пересказываю им наш разговор. У моих друзей на лицах откровенное отвращение. Видимо, обретение столь осязаемого врага радует и их.

- Я ж тебе говорил вчера за ужином, он и есть настоящий Упивающийся. Дамблдор просто с ума сошел. Решил, что Защиту лучше всего постигать на практике?

Вечером я вожу тряпкой по полу в Большом зале чуть ли не с упоением. Филч злорадно ухмыляется, наблюдая, как будущий герой магического мира в футболке и шортах неспешно отжимает тряпку, наматывает ее на швабру и проигрывает в борьбе с пылью и грязью, покрывающими пол. Это продолжается до самого утра. Я смотрю на свое отражение в грязной воде и улыбаюсь, познавая сейчас, что у счастья могут быть очень разные лики.

Защита у нас четыре раза в неделю, так что этот год медленно, но верно превращается для многих из нас в настоящий кошмар. Невилл так трясется от страха, что Снейп, не забыв прилюдно унизить его, отстраняет беднягу от практической части занятий. Так что, пока мы тренируем заклятия, Нев сидит и фанатично конспектирует учебник. Я теперь с благодарностью вспоминаю Амбридж - если бы не ее придирки и откровенные репрессии в течение всего прошлого года, мне бы тоже пришлось тяжело. А так я тренированный. Меня не задевают даже насмешки, которыми он запросто осыпает нас троих, если мы что-то делаем неправильно. При этом делает это так, что и не придерешься - все его замечания относятся к делу. Но меня это не трогает - я просто знаю, что передо мной враг. Враг, который сам признал, кто он. Странно, но до открытых столкновений между нами дело не доходит довольно долго, пару месяцев идет просто холодная война - то метко брошенное обидное слово, то замечание с таким подтекстом, что впору писать жалобы в министерство. Мы держимся, потому что воевать с таким, как он, практически нереально - он действительно нас учит, тут ничего не скажешь. А потом, мы не привыкли устраивать гадости на уроках. Да и какие гадости? Мне кажется, он раскусит нас, как только мы задумаем малейшую невинную шалость. Задавать ему неудобные вопросы на уроках? Но его занятия не располагают к диалогу.