"Но когда большевики начали пропаганду на фронте, убеждая солдат брататься с немцами, Временное правительство сочло все же (эти два слова вставлены в перевод текста Г. Каткова) нужным произвести негласное расследование связи Ленина с немцами". Временное правительство не "все же" было вынуждено начать поневоле расследование о ленинской группе. Оно приступило к этому как только -- сейчас же после приезда 10 апреля французского министра снабжения Альбера Тома -- получило от него точные данные, которые в некоторой части были подтверждены, в конце апреля, в Ставке ген. Алексеева прапорщиком Ермоленко. Ввиду особых условий работы, происходившей главным образом за границей, и необходимости считаться с государственными интересами наших союзников, о начатом расследовании были осведомлены не все члены правительства, включая и министра юстиции П. Н. Переверзева.
Вся работа была сосредоточена с начала мая месяца в руках М. И. Терещенко, министра иностранных дел. Только тогда, когда расследование подходило к развязке, т. е. к предъявлению обвинений и к арестам, приблизительно за две недели до начала июльских событий, часть добытых данных была сообщена министру юстиции. Тогда же министр иностранных дел познакомил начальника контрразведки полковника Никитина с французским офицером, который по поручению своего правительства помогал М. И. Терещенке.
В день занятия правительственным отрядом войск "Дачи Дурново", т. е. 19 июня, "в 11 часов утра я явился к министру М. И. Терещенко, который представил меня капитану французской миссии Лорену, -- пишет на с. 94 в своей английской книге "Фатальные годы" полковник Никитин, -- ему (Лорену) суждено было позднее оказать ценную услугу". А именно, капитан Пьер Лорен "4 июля (21 июня) пришел ко мне и вручил мне первые 14 телеграмм в Стокгольм и из Стокгольма между Козловским, Фюрстенбергом, Лениным, Колонтай и Суменсон; впоследствии он дал мне еще 15 следующих телеграмм" ("Фатальные годы", с. 119). Эти телеграммы, признает тут же полковник Никитин, "помогли провести ясное различие между главными и менее важными лицами, причастными к этому делу... Эта информация дала возможность нам быстрее двинуться вперед, и последующее расследование стало приносить ежечасно сенсационные результаты. Из этих телеграмм мы впервые узнали о существовании Суменсон..."
3) Дальше. В "Русской мысли" пишется: "Июльское восстание, организованное большевиками, имело своею главной целью помешать этим арестам и дать возможность Ленину спрятаться". У Г. Каткова нет этой категоричности: "Высказана была даже мысль, что неудачное восстание в начале июля большевиками было организовано в надежде предотвратить аресты". Но и в этой смягченной форме "мысль" полковника Никитина не соответствовала действительности. Ибо удар с тылу, в столице был нанесен для того, чтобы облегчить подготовленный к этому времени удар с фронта. Началось контрнаступление германских армий. Из книги же близкого друга Ленина В. Бонч-Бруевича "На боевых постах Февральской и Октябрьской революции" (с. 83) видно, что до вечера 4 июля Ленин не знал ничего о скором своем аресте.
4) "Когда восстание было подавлено, то А. Ф. Керенский вернулся в Петроград", -- написано в "Русской мысли". Подчеркнутых мною слов у Г. Каткова нет. Они вставлены с некою целью, довольно ясной, но вставлены неудачно. Я не сам вернулся в Петербург потому, что восстание было подавлено. Я был вызван с Западного фронта, где по настоянию командования я должен был присутствовать при начале наступательных операций: был вызван, дабы преодолеть препятствие, мешавшее правительству издать приказ о производстве арестов. Этим препятствием была делегация от ЦИК и Совета крестьянских депутатов.
Хотя я "и отдал приказ об аресте Ленина, Зиновьева и других большевистских вождей, -- пишется в "Русской мысли", -- но арестовать удалось только двух посредников: некую Суменсон и адвоката Козловского". Неверно. Я дал приказ об аресте одиннадцати человек, имена которых имеются в официальном сообщении правительства, напечатанном в газетах 22 июля 1917 г. (см. Речь, No 170). Из одиннадцати семеро были арестованы. гельфанд-Парвус и Фюрстенберг-ганецкий находились за границей, и преждевременное опубликование части материала следствия остановило приезд Я. ганецкого в Петербург. Ленин же и Зиновьев, получив в 7 часов вечера 4 июля от предателя Н. С. Каринского через Бонч-Бруевича предупреждение, скрылись.