Человекоящер дышал мне в лицо, его глаза горели. Его жаркое дыхание обжигало мне кожу. А запах был — как со дна болота. У меня скрутило живот.
Зубы ящера оцарапали мое лицо. Чешуйчатая рука вцепилась мне в глотку. Хвост рассекал воздух.
— Доктор Ужас! — завизжал я. — Спасите меня! Умоляю, сделайте что-нибудь!
— Эй, чудища, ну-ка стоп! — крикнул Доктор Ужас. — Стоп, я сказал!
Монстры отступили. Человекоящер застыл на месте.
О, слава Богу! — подумал я. Со мной все будет хорошо. Просто воображение разыгралось.
Я испустил вздох облегчения. Как я мог настолько увлечься?
Доктор Ужас протянул руку — чтобы развязать меня, подумал я.
Но я ошибся.
Он схватил меня за волосы… и прижал головою к стволу!
— Ладно, чудища. Теперь мы готовы приступить к сцене пожирания жертвы, — сказал он. — Мотор!
Приблудная кошка
— Спускайся, Марла, — позвал меня младший брат Скотт. — Мы рассказываем истории о привидениях!
— Нет, спасибо! — крикнула я в ответ и зажала уши, чтобы не слышать очередного удара грома. В большом городе, где наша семья жила раньше, грозы не были настолько свирепы. Здесь же, в глуши, молнии сверкали так близко — а гром гремел так громко — что сотрясался дом.
В прошлом году, когда мне стукнуло двенадцать, предки решили, что нам с братом будет безопаснее расти в глубинке. Так мы и переехали из Нью-Йорка в Ривер-Фоллс.
Скотту жизнь в старом доме с огромным двором пришлась по душе. А мне — нет. Мне такая жизнь противна. Я скучаю по Центральному Парку. Я скучаю по такси. А больше всего скучаю по своим друзьям.
Я слышала, как ветви деревьев скребут в окно. Внезапно я представила, что это призраки пытаются процарапать стекло и попасть в мою комнату.
Вы не подумайте, я не трусиха. Я и молнии с громом не особо-то боюсь. Я просто не люблю грозу.
Я ахнула, когда комната вдруг погрузилась во тьму. Теперь единственным источником света были вспышки молний за окном. При каждой вспышке деревья отбрасывали на стену жутковатые тени.
Снизу доносились голоса родителей и Скотта: они все еще травили байки о призраках — в кромешной темноте! Мне в этом участвовать совершенно не хотелось.
Скрежет ветвей по стеклу сделался совершенно невыносимым. Я открыла окно. После чего на ощупь пробираться в темноте. Мои пальцы коснулись письменного стола. Кресла. Изголовья кровати…
— Ой! — вскрикнула я, когда что-то большое, мокрое и волосатое влетело в распахнутое окно. Оно ударило меня в грудь, и я повалилась на пол.
Длинные, острые когти оцарапали мне руки и шею.
В ушах зазвенел душераздирающий вопль.
Я уставилась в два горящих зеленых глаза. А потом начала кричать.
Мама с папой ворвались в комнату.
— Марла, что стряслось?! — крикнул папа. В одной руке он держал свечу, в другой — Скоттову бейсбольную биту.
— Мохнатое чудище! — взвизгнула я. — Оно влетело в комнату! И… и…
— ЭТО твое чудище? — ласково спросила мама. Она поднесла свечу поближе, и я увидела, что она держит маленькую, мокрую, дрожащую черную кошку.
— Это всего лишь кошечка, милая, — мягко сказала мама. — Залезла, видно, на дерево, и запрыгнула в комнату, чтобы укрыться от ливня. — Она осмотрела кошку. — Бездомная. Ошейника нет.
— МЯЯЯЯУ!!! — проревел кто-то у меня за спиной. Я круто развернулась.
— Прекрати, Скотт! — крикнула я. Он захохотал.
— Мяу! Мяу! — он решил, что это очень смешно.
Я не обратила на него внимания и потянулась за кошкой. Мать посадила ее мне на руки.
— Тут тебе будет хорошо и безопасно, — сказала я ей и повернулась к родителям. — Можно мне ее оставить?
Мама с папой переглянулись.
— Марла, кошка — это большая ответственность… — начал папа.
Я изменилась в лице.
— Пап, ну пожалуйста, — взмолилась я. — Она нуждается во мне. Она же на свете одна-одинешенька. И мне она нужна. У меня здесь совсем нет друзей.
— Ладно, обсудим это утром, — сказала мама. — Как бы то ни было, на ночь она может остаться. Пошли, Скотт, пора в кровать.
Я приласкала черную кошку. Шторм утих. В воздухе повисла туманная дымка.
— Назову-ка я тебя Мисти,
[5]
— сказала я. — И не беспокойся. Ты останешься здесь — на всю жизнь! Уж я позабочусь.
Ночь Мисти провела, свернувшись клубочком у меня в ногах. А на следующее утро она выкинула просто невероятную штуку: последовала за мной в душ! Когда горячая вода хлестала по ее черной шерстке, Мисти лишь блаженно мурчала.
Я всегда слышала, что кошки ненавидят воду. Они поддерживают чистоту, вылизывая себя.
Но Мисти — не такая. Мисти особенная.
Когда мы с ней спустились к завтраку, у нас у обеих были мокрые волосы.
— Я смотрю, вы обе помылись, — сказал папа.
Я улыбнулась. Мисти тоже растянула рот, будто в улыбке, показав остренькие белые зубки.
Мы все засмеялись, когда Мисти попыталась есть мою яичницу.
— Должно быть, ты голодная. Бедная киса! — сказала мама.
Она налила Мисти блюдечко молока и дала немного тунца.
— Я тебя порчу, — сказала она Мисти. — Ты теперь на кошачий корм и смотреть не захочешь.
И я поняла, что мама решила Мисти оставить.