Тогда зачем? Вот несколько причин. Просматривая свои наивные школьные дневники, нашел в них мечту(!): написать хорошую книгу(!). Потом я понял, что уже был «писателем», о чем расскажу далее. Второе: после смерти матери я почувствовал, что мы плоть от плоти происходим от своих родителей и то, что происходило с ними, касается непосредственно нас. Я горько пожалел, что невнимательно слушал и не записывал рассказы своей матери – дорогой Бабули, когда стало необратимо поздно… На все мои вопросы по истории нашего рода уже
Очень также хочется побывать в прошлом, вспомнить дорогих людей, которых уже нет…
Немалое значение имеют возможности компьютера, к которому меня на старости лет приобщил сын. Дело в том, что я уже написал техническую книгу и знаю, насколько мучителен процесс доводки даже готовой рукописи, чтобы и мысль и написанное стали логичными, точными, короткими и ясными. Нужны бесконечные правки, вставки и переписывания рукописи. А затем неграмотная машинистка может свести
И, наконец, – для себя. Я всегда чувствовал себя хорошо только тогда, когда удавалось что-то путное сделать. Если сил хватает только на нажатие кнопок, то надо их нажимать, чтобы себя вообще как-то чувствовать, то есть – жить. Вот как об этом сказал человек-легенда Дуглас Энгельбарт, ученый, придумавший современные компьютерные технологии:
Сплошная фантастика в паре с религией
Смотри вдаль – увидишь даль; смотри в небо – увидишь небо; – взглянув в маленькое зеркальце, увидишь только себя.
В последнее время, уже при работе над этой рукописью, появилась еще одна причина, о которой надо рассказать подробнее. Я с младых ногтей интересовался физикой, устройством мироздания и научной фантастикой, в которой самые «продвинутые» писатели обсуждали всякие бредовые идеи. Любил почитывать книги типа «ЖЗИдей», «Атомы у нас дома», журналы «Знание – сила», и даже «высокотехнические» «Юный техник» и «Мурзилку». Библию впервые начал читать уже после войны, воспринимая ее как колоссальный литературный памятник и путеводитель по картинам на библейские сюжеты. Для своего внутреннего употребления придумал модель мира, похожей на ленту кольца Мебиуса, в которой космос и микромир – две поверхности ленты – фактически являются одной поверхностью,