Вскоре наше свободное времяпрепровождение кардинально меняется. Михаил приводит в гости свою знакомую – веселую разбитную бабенку. Им больше негде встречаться, и мы освобождаем для них на несколько часов маленькую комнату. Веселая Маша готовит немудреный ужин для всех, находятся «средствА» и для остального. Маша понимает, что не может долго оставаться в нашем обществе «эксклюзивом», и на следующий вечер приводит с собой Таню, Таня приводит Веру и Любу, которые в свою очередь приводят своих подруг, вытесняя предыдущих. По выражению О. Генри, это был «трест, который в самом себе нес зародыш собственной гибели».
Удивительно, сколько в Питере было непристроенных женщин, нуждавшихся хоть в каком-нибудь мужском внимании! Теперь после работы всегда в нашем жилище были две-три женщины, которые на кухне что-то варили для всех, в ванной что-то стирали или мылись. Ужин теперь был всеобщим и ритуальным, все чаще для ликвидации некоторой первоначальной неловкости стало применяться спиртное…
Женщины утром или поздним вечером разбегались по своим домам. На следующий вечер все начиналось сначала, иногда – с частичной заменой участниц… По выходным «тусовка с фуршетом и развлечениями» начиналась почти с утра…
Среда неумолимо засасывала. С грустью я вспоминал наше студенческое общежитие в Киеве, где поздними вечерами все работали, где было по-настоящему весело, а малые дозы спиртного принимались только по большим праздникам.
Я начал «выходить из пула», хотя деваться мне было некуда. Помог Валера Загорский, добрый и деликатный мужик. Как-то незаметно мы поняли, что мы «одной крови». Мы одинаково относились к работе и еще к тысяче вещей.
Горячая дружба Валеры и Попова кончилась внезапно почти анекдотическим случаем. Валера пригласил после работы Попова в полулегальную баньку, которую руководство цеха устроило в одном из подсобных помещений. Попов отказался: у него не было полотенца.
– Ну, как-нибудь поделимся одним моим, – предложил Валера, и Попов принял приглашение. Пошли, помылись, потерли друг другу спины. Валера, как истинный сибиряк, окатил себя ледяным душем. В предбаннике радушный хозяин предложил гостю первым попользоваться единственным полотенцем. Попов (в этом он весь) тщательно и не торопясь протер все части своего тела, в том числе – потайные, всей поверхностью полотенца. Дрожащий от холода хозяин с удивлением, но молча, наблюдал за этой процедурой. Окончательно добило его последнее действо протирания. Попов тщательно серединой полотенца протер себе все до единого промежутки между пальцами ног, принюхиваясь к удаляемым загрязнениям. Деликатный, задубевший после холодного обливания, Валера бросился уже под горячий душ, затем вытерся собственной майкой. Попову он смог только сказать:
– Ты меня не жди: у меня еще много работы…
Полотенце он выбросил вместе с дружбой – раз и навсегда, хотя внешне с Поповым был по-прежнему спокоен и вежлив.
Валера жил в общежитии на улице Шкапина, в еще не очень старом, но уже разрушающемся доме с высокими потолками и снующими по коридору крысами. Его напарник пристроился к женщине и не бывал дома. Перед выходным я перебирался к Валере, чистил и варил картошку. Заранее мы покупали «маленькую» Столичной, селедку, сырки, вареную колбасу. Не торопясь, устраивали «пролетарский ужин», в котором главной закусью после наркомовских ста грамм была картошка с селедкой. На сладкое был неизменный крепкий чай с сырками или колбасой, дополненными черным ржаным (это обязательно!) хлебом. Во время ужина спокойно обсуждали все дела на заводе. Если позволяла погода – немного прогуливались до Балтийского вокзала, затем читали книжки, которых у Валеры набралось изрядно, и ложились спать. Утром, после чайного завтрака, направлялись в центр и долго бродили по улицам, знакомясь с архитектурой, книжными и другими магазинами, кинотеатрами. Иногда посещали детские сеансы, которые были дешевле. Валера в Ленинграде тоже появился недавно, и мы таким образом познавали Великий Город. Один выходной мы решили полностью посвятить Эрмитажу. На четвертом часу головы стали распухшими от впечатлений и уже ничего не воспринимали. Приняли решение: будущие посещения ограничить двумя часами и несколькими залами…
В декабре 1954 года наша внепроизводственная жизнь круто изменилась. В Автове на проспекте Стачек 67 был отстроен огромный дом в виде замкнутого прямоугольника, часть которого была общежитием кораблестроителей. Вдоль длиннющих коридоров располагались комнаты площадью около 15 м2, рассчитанные на четырех человек. Нас, одиночек, живущих в квартирах, переводили туда. Сформировалась четверка нашей комнаты: Попов, Олег Ломакин, я и Павел Смолев, техник из Ждановского завода, проживавший раньше вместе с Поповым. Вообще у Павки родители жили в Гатчине, но ему дали общежитие, чтобы ценный кадр не тратил 4 часа ежедневно на поездки домой.
У нашей четверки, наученной предыдущим опытом, сразу была заключена «конвенция»: комната в общежитии только для отдыха и работы. Никакие особи женского пола не должны переступать порог нашего жилища.