Все проделывается наилучшим образом по теории и памятным заклинаниям Институтского Стрелкового Бога. Точка прицеливания – по корпусу левого гуся, чуть ниже ствола шеи. Девиз некоторых чистоплюев «Бей в глаз, не порть шкуру» для меня сейчас неприемлем: надо действовать наверняка…
Гром крупнокалиберного лука образца 1891/30 года раскалывает тундру на ряд мелких осколков, оставляя неповрежденной только цель. Гуси удивленно переглянулись, перекинулись парой словечек на своем диалекте, осмотрели окрестности и вновь занялись своим трудоемким и долгим делом высиживания собственноручно изготовленных яиц.
Неудача оглушает охотника больше, чем выстрел, и какое-то время он приходит в себя. Однако задача добычи не решена, цель осталась на месте. Значит надо действовать дальшеи еще более наверняка, если это возможно… Намечается кочка, совсем близкая к лежбищу (сидищу? седалищу? сиденью?) гусей. Начинается переползание к кочке, еще более медленное и осторожное: гуси-то были совсем близко. Опять прицеливание, еще более тщательное. Два огромных серых гуся – совсем близко: промахнуться просто невозможно, тем более стрелку, владеющего рекордом института: 49 очков из 50 при стрельбе с колена. Для стрельбы лежа – это просто обычный результат…
Гремит выстрел. Неповрежденные гуси говорят: «Га – га – га» и остаются на своем боевом посту!. Гремит еще один выстрел. Одному из гусей надоедают слишком назойливые и громкие звуки, он разбегается в мою (!) сторону и тяжело взлетает. Наверное, это был морально неустойчивый папаша: более ответственная мамаша продолжила процесс согревания будущего собственным телом. Кровожадный же охотник просто озверел и готовился сделать еще один выстрел. Однако поиски стрел-патронов в карманах, набитых всякой дребеденью, показали полное отсутствие таковых…
В исступлении охотник поднялся из-за укрытия и пошел на гуся с винтовкой наперевес, совершенно забыв, что на ней нет штыка. За метр от ствола гусь (точнее – гусыня) поднимается, тяжело разбегается и взлетает, матеря на своем родном языке некоторых назойливых стрелков. Два больших яйца, затейливо разрисованных разноцветными точками, лежат в сухом теплом гнезде прямо на земле. Гнездо окаймлено бахромой легчайшего гагачьего пуха, который ценится на вес золота. На память я беру с собой щепотку пуха и быстро ухожу, чтобы яйца не успели остыть. Меня обуревают «смешанные» чувства, как человека, у которого собственный автомобиль с нелюбимой тещей падает в пропасть… С одной стороны: потерпели фиаско все мои охотничьи старания! С другой стороны – осталась жить и выращивать деток великолепная пара красивых птиц, которые ничего мне не были должны…
Возвращаюсь к озеру, где рыбачат остальные участники нашей вылазки. Бог охоты совсем уже насмехается надо мной: в кармане обнаруживается еще один патрон!
Пристрелка последним патроном по поверхности озера показывает, что все мои пули летели, слава Богу, высоко над головами так коварно обстрелянных мной гусей…
В следующей охотничьей эпопее я уже выступал в качестве зрителя, смирившись со своей судьбой неудачника. Мы поехали на ГТС-ке на птичий базар за яйцами. Отягощенные добычей, мы уже возвращались, когда на небольшом озере Лева заметил стаю уток и пальнул в нее из обоих стволов. Утки взлетели, но в центре озера остался на воде подранок – красивый селезень. Лева уже давно мечтал сделать чучело утки, а при виде ослепительного красавца-селезня у него просто потекли слюнки. Он взмолился. Я сидел за рычагами гусеничного вездехода и не смог ему отказать в такой малости. ГТС-ка въехала в озеро и вскоре поплыла, молотя гусеницами по воде. Наша машина, в принципе, в воде должна двигаться при помощи гребного винта, но почему-то он был снят или отключен. Выгребание гусеницами по воде дает очень медленное движение, но до селезня было всего-то метров 20, взлететь он не мог, и его поимка представлялась простым делом…
С грохотом и лязгом наш ковчег приближался к беззащитной птице. Лева перешел на нос амфибии, чтобы схватить селезня, который медленно отступал от грохочущего чудовища к близкому берегу. Лева уже протянул руку, чтобы схватить красавчика, как вдруг он исчез. Не уплыл, не взлетел, а просто исчез. Мы остолбенели озадаченные: что бы это могло значить? Долго мы вертели головами, пока обнаружили селезня, плавающего в исходной точке позади нашей самодвижущейся посудины. Он просто нырнул под ГТСку и вынырнул далеко сзади. Долго разворачиваюсь и начинаю опять «грохотать» к шутнику. Вот-вот Лева, стоящий на носу, схватит селезня… Он уходит от нас так же элегантно: под водой, всплывая далеко сзади. Мы озверели, я опять начал разворачивать грохочущее плавсредство…