Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели

Луч фонарика высвечивает в пятиметровой черной глубине такой же черный скелет размороженных регистров, черные стены и тускло поблескивающие мазутные лужи на черном же днище… Мы уже готовы десантироваться в преисподнюю, но ДН, заглянув туда, вдруг требует официального признания безопасных условий работы: мазут ведь выделяет пары легких фракций, даже бензина. Пусть пожарник базы проверит наш железобетонный мешок и выдаст допуск – разрешение на работы. Иван приводит пожарника – молодого лейтенанта из части Морозова. Он с опаской заглядывает в черную дыру: видно, что он не знает, как можно проверить объект на взрывобезопасность. Под нашими нетерпеливыми взглядами он зажигает спичку и, сожалея, что длина его руки не достигает хотя бы нескольких метров, отклонив голову, приближает огонек к краю черной дыры люка. Догорающую спичку он заботливо отбрасывает подальше от люка…

– Объект не взрывоопасный, – заключает лейтенант. – Можно работать!

Смеются даже матросы. Я сообщаю лейтенанту, что температура сварочной дуги – шесть тысяч градусов, а нефтепродукты при контакте с кислородом образуют взрывчатые смеси. Глаза его удивленно округляются: если они это и проходили в училище, то данную лекцию он просто проспал. Но продолжать эксперименты по взрывобезопасности он явно не желает и подтверждает свое заключение. Тогда я провожу свое испытание: отогнав всех, – направляю факел зажженного резака прямо в горловину.

Преисподняя не взрывается. Мы тут же наполняем ее собой, кабелями, металлом и освещением. С пожарного лейтенанта берем обещание: немедленно доставить нам несколько пенных огнетушителей из помещений.

– Лучше – углекислотных, – советует лейтенант с остатками прежнего апломба.

– А чем мы будем дышать, когда потушим пожар? – простой этот вопрос заставляет его вспомнить, что вытесненный углекислотным огнетушителем кислород поддерживает не только вредное горение, но и саму жизнь…

Работать мы начинаем с опаской. Особенно страшно резать кислородом промазученные, разорванные льдом, трубы. Вентиляция – только через люк в потолке, на треть заполненный кабелями и шлангами. Резчикам приказываю очень экономно расходовать кислород: его избыток в нашем бетонно-мазутном мешке более чем вреден.

Вскоре мы забываем о всякой опасности, тем более – когда начинаем работать с чистым металлом. Наше черное пространство теперь заполнено дымом и копотью. Зато – постепенно согревается, и работать стает легче. Хуже тем, кто наверху: там мороз под 40 градусов. «Верхними» командует Иван. Они вытаскивают через люк вырезанные конструкции, подают новые, поддерживают работу САКов, меняют кислородные баллоны…

… Штурм продолжается непрерывно, днем и ночью, двое суток. Матросы по очереди ходят в столовую. Там Квасов договорился, что они будут питаться, не переодеваясь: некогда. Некоторых матросов отправляю на отдых, их сменяют другие. Не меняются только два сварщика: Богомолов и Кудра. Они теперь лучшие друзья и заботливо помогают друг другу. Кудра – маленький, поэтому он варит все стыки у самого днища и в узких местах, куда тяжелей добраться более крупному Богомолову. Дмитрия Николаевича мы с Иваном просто прогоняем: в единственной шинели ему, очень крупному мужику, в «банку» от мазута забираться нельзя, а наверху – очень холодно…

Я из этой «банки» практически не вылезаю. Термос с чаем, какие-то бутерброды и даже котлеты мне опускают периодически Иван и Квасов.

Система калориферов готова. Тщательно проверяем все уклоны: «контриков» – нет. Делаем временную врезку и испытываем систему воздухом. Ни единой течи. Я показываю своим ребятам большой палец: они горды своей работой, а я горжусь своими мастерами. Быстро закрываем листами оставшиеся для контроля проемы в кожухе, завариваем их. Здесь можно расслабиться: герметичность не нужна, мазут будет со всех сторон. Убираем все из нулевой емкости, я прошу открыть пар. Через минуту из контрольного краника сливной трубы вне нулевика начинает хлестать конденсат, затем – пар. Мне радостно об этом кричит Маклаков. Калориферы уже раскалены, но в нулевике температура почти не меняется: тепло удерживает кожух вокруг калориферов. Ради этого и старались…

Матросы убирают освещение. Предпоследним из теплого нулевика вылезаю я, последней – вытаскивают лестницу. Люк закрывают: не лето. Меня слегка пошатывает. Ослепляет яркое солнце, тридцатиградусный мороз почти не чувствуется. Замерзший «в сосульку» Иван сообщает, что сегодня, пятого декабря, праздник – День Сталинской конституции, и что ради этого великого праздника он погнал свой грузовик без номеров за спиртным. Водки там, конечно, нет, годовые лимиты на «сучок» магазин выбрал еще в начале года. Но Иван выделил «средствА» на закупку дорогущих ликеров «Шартрез» или «Бенедиктин», которые уже давно пылятся на полке магазина из-за неплатежеспособности туземцев. У нас текут слюнки от предвкушения божественной продукции средневековых монахов…