- Да, бабушка, я знаю ВСЁ, - промолвила Жюстин, тоже акцентируя на завершающем слове. - Мне ночью рассказали... - И посмотрела на папу, словно спрашивая его - ты будешь говорить или, может быть, лучше я?.. А ему буквально и зрительно представился некий "гордиев узел", по которому отец уже основательно рубанул: узел рисовался ему из шершавых витых канатов вроде тех, которыми "пришвартовывают" суда...
- Доченька, я сам... Мама, ты тоже сядь... Да, конечно, она теперь уже знает всё - неужели от неё, сказавшей "я отдам почку"... так она сказала... мы утаили бы?
- Не надо, папа, - смущённо вставила Жюстин. - Я сказала, потому что у меня та группа, а не у вас... вы не могли...
- Подожди, - отмахнулся он... - Да, она знает всё и приняла всё... И вы сейчас узнаете; но сначала... Ты, папа, сказал - у нас что-то "в жизни или в душе"... Так вот - что вам всё-таки думается?..
- Что думается? - "эхом" откликнулся отец... - Если честно, то мне... то нам думается - "в душе" или "НА душе"... - От "гордиева узла" перед мысленным взором Винсена-сына уже осталось нечто полураспавшееся... до чего же молодец папа... - Тем более сегодня... и вчера, и сегодня, Андре: вы бросаетесь в почти загоревшуюся машину, вы... я уже не говорю о самой Жюстин, она, наверное, чувствовала ваше состояние, - вы подписываете это донорство... и хотите удочерить... Как будто "кающиеся грешники"... - Жюстин вздрогнула, и дедушка с бабушкой вроде бы заметили это, и лицо бабушки словно бы "сжалось" в преддверии чего-то, что она и желала, и страшилась услышать - как два месяца назад, ночью, Луиза... Почти рассечённые канаты "узла" обнажили свои белёсые срезы... - А позавчера - продолжал отец, - помнишь этот разговор?.. Про "тем хуже для закона", и "пусть лучше осуждают, чем оплакивают"... Такие рассуждения на пустом месте не появляются... - И он сделал движение рукой означавшее - "слово за тобой"...
- Не появляются, - согласился Андре, - и ты почти всё понял. - Лицо отца, не меньше чем мамино, выразило крайнее напряжение. - Да, я взял на душу нечто... именно я, потому что Луиза в этом не участвовала, хотя узнала тогда же и всецело поддержала меня... Так вот, - он позволил себе последнюю паузу перед тем, как полоснуть по остатку "узла", - два месяца назад нам - детям, Луизе и мне, - грозила гибель... успокойся, мама, мы живы и больше нам не угрожает ничто... - Жюстин "подтверждающе" взяла бабушкины повисшие руки в свои... - Я ненароком, находясь в лесу, там, где потом был взрыв, увидел одного из террористов, переносящего оружие в то хранилище на островке; я успел тогда скрыться, но ему и ещё четверым - звену, которое там базировалось, - нужно было, разумеется, срочно ликвидировать меня - "нечаянного свидетеля"... Подожди, папа, дай закончить, - "менторским" тоном попросил он, увидев, что отец хочет что-то сказать... - И ещё через двое суток я узнал - по счастью, узнал совершенно точно, - что они собираются "на всякий случай" убить всю нашу семью...
Посмотрел на отца; тот, очень сильно - "чуть ли не до хруста", - сцепив ладони, кивнул - "продолжай"... И он продолжил - совсем не сбивчиво, очень чётко, поскольку не раз мысленно проговаривал всё это:
- Обращаться в полицию означало бы стать "государственным свидетелем" и сделать нас всех - включая также и вас, и родителей Луизы, - дичью, пожизненно разыскиваемой для лютой мести за провал этой ячейки. Это даже если бы мы все успели куда-то бежать... Единственным выходом было - пока лишь эти пятеро знали о нас, уничтожить их самих. У меня - опять-таки, по счастью, - такая возможность была; и я сделал это.