Читаем Ещё один плод познания. Часть 2 (СИ) полностью

И вернулись оставшиеся живыми воины в свой Город, и принесли завёрнутые в чёрные плащи тела павших товарищей, чтобы с почестями упокоить их в земле. И возвестили они людям, что нет больше вражьей стаи, чья лютость терзала народ.

И, трепеща от безмерной радости, встретили вернувшихся близкие их. И плакали семьи тех, кто лежал безмолвно под чёрным покровом, но знали, что всегда будут окружены почётом и попечением и что пока стоит Город, не узнают нужды дети погибших за него.

Тетрарх же и бывшие с ним отвечали на приветствия любимых и сограждан, но не было веселья в их глазах.

И удалился этот человек в дом свой, и жил с семьёю своей. И приходил он, как бывало прежде, на собрания, созываемые по делам города, но не часто видели его с той поры на празднованиях; и бывало так, что, будучи зван на чьё-либо торжество, посылал он слуг с подарками, и те говорили, что господин сожалеет, но не сможет быть на пиру.

И многие стали называть его - Избавителем.

Но иные ужаснулись деяния его. И опасались того, что, когда окрестные народы узнают об этом, убоятся купцы и путешественники приходить в их Город, и не дружественно, а враждебно будут взирать на них цари и князья, страшась людей, решившихся и посмевших уничтожить целое племя. И думавшие так обходили дом его стороной и молча расступались, отводя глаза, когда проходил по улице он или некто из семьи его.

И призвал его однажды Царь, и сказал ему:

- Когда я не решился на то, чтобы послать войско и истребить врага, ты, не внемля словам моим, поступил по-своему. И воистину ты избавил народ от ужаса убиений ночных и от свирепства жаждущих крови и не щадящих ни младенца, ни старца. И не напрасно прозвали тебя Избавителем. Но скажи и ответь, почему избегаешь ты празднеств и пиров и живёшь в доме своём, отдалившись от утех и мало показываясь народу?

И спросил Священник, стоящий у престола царского:

- Что тяготит тебя, господин и чадо? Молви мне, что удручает тебя; ибо я служитель Божий, и не мне ли, слыша голос скорбящей души, разрешать её от печали в меру данных мне духовных сил?

И молвил Мудрец, чьи советы и наставления слушал Царь:

- Открой мысли свои и поделись тем, что смущает душу твою; и если желаешь вопросить о чём-либо, то я, с юности черпающий из кладезя знаний о мире и о делах человеческих, быть может, найду, что ответить тебе.

И ответил им наречённый Избавителем:

- Не прошу я разрешения от печали и не вопрошаю, взыскуя ответов. Стоял я меж двух путей, и не было ни писания мудрого, чтобы наставить разум мой в выборе, ни перста указующего, который повелел бы мне избрать одну стезю, отринув другую. И сам я должен был решать, и принял решение. Умертвил и пресёк я семя целого рода; но если бы не сделал я этого, то был бы презрен и жалок в глазах своих, ибо предал бы взыскующих защиты моей и попустил бы им стать подобными дичи, трепещущей перед зверем, что алчет крови его. И измерил я цену жизни живущих; и жизнь близких и сограждан показалась мне бесконечно более ценной, нежели кровь в жилах недруга и дыхание уст злодеев, сколь бы ни было их. Не Божью меру приложил я - ибо не знаю её, - а человеческую; но, не поступая так, разве может человек защищать любимых им и друзей своих? И осудил я на гибель вражий род судом человеческим, упредив суд Божий и отъяв у Промысла возможность и право совершить кару. Но, не поступая так, не уподобится ли человек неразумной плоти, влекомой на жертвенник?.. Я же не лишён разума; и, совершая деяние своё, знал я, что навсегда обрекаю себя на суд совести своей и на предстояние перед тайной, которая не откроется, пока пребываю в мире сём.

И склонили лица свои Царь, Священник и Мудрец, не находя слов совета, и сказали: "Мир дому твоему и душе твоей".

Минуло же с тех пор более пятнадцати вёсен, и был человек этот уже не очень молод, и красота жены его становилась подобной меркнущему золоту. Было же у них трое сыновей и три дочери, и внуки уже родились и росли от пятерых из шести - кроме самой младшей, ещё не достигшей взрослых лет. И были сыновья их в числе лучших в воинском деле, в знаниях и в мастерстве, а дочери их - нежными и мудрыми матерями, мужьям же своим - верными хранительницами чести и очага. Младшая же из всех, прятавшая когда-то в колени отца пряди свои и лепетавшая "Папа, я боюсь!..", жила ещё в доме родительском и была отрадой отцу с матерью.

И напал на Город небывалый мор, от которого погибали люди целыми семьями. Были в Городе искусные врачи, но ни один из них не знал, в чём исток недуга, и как заражаются им, и чем исцелять от него. И всё большее число людей настигала зараза, и не смолкая звучали погребальные плачи. Поражал же этот недуг более всего живших в лишениях и скудости и не имевших возможности блюсти чистоту в домах и вокруг жилья своего.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Идеи и интеллектуалы в потоке истории
Идеи и интеллектуалы в потоке истории

Новая книга проф. Н.С.Розова включает очерки с широким тематическим разнообразием: платонизм и социологизм в онтологии научного знания, роль идей в социально-историческом развитии, механизмы эволюции интеллектуальных институтов, причины стагнации философии и история попыток «отмены философии», философский анализ феномена мечты, драма отношений философии и политики в истории России, роль интеллектуалов в периоды реакции и трудности этического выбора, обвинения и оправдания геополитики как науки, академическая реформа и ценности науки, будущее университетов, преподавание отечественной истории, будущее мировой философии, размышление о смысле истории как о перманентном испытании, преодоление дилеммы «провинциализма» и «туземства» в российской философии и социальном познании. Пестрые темы объединяет сочетание философского и макросоциологического подходов: при рассмотрении каждой проблемы выявляются глубинные основания высказываний, проводится рассуждение на отвлеченном, принципиальном уровне, которое дополняется анализом исторических трендов и закономерностей развития, проясняющих суть дела. В книге используются и развиваются идеи прежних работ проф. Н. С. Розова, от построения концептуального аппарата социальных наук, выявления глобальных мегатенденций мирового развития («Структура цивилизации и тенденции мирового развития» 1992), ценностных оснований разрешения глобальных проблем, международных конфликтов, образования («Философия гуманитарного образования» 1993; «Ценности в проблемном мире» 1998) до концепций онтологии и структуры истории, методологии макросоциологического анализа («Философия и теория истории. Пролегомены» 2002, «Историческая макросоциология: методология и методы» 2009; «Колея и перевал: макросоциологические основания стратегий России в XXI веке» 2011). Книга предназначена для интеллектуалов, прежде всего, для философов, социологов, политологов, историков, для исследователей и преподавателей, для аспирантов и студентов, для всех заинтересованных в рациональном анализе исторических закономерностей и перспектив развития важнейших интеллектуальных институтов — философии, науки и образования — в наступившей тревожной эпохе турбулентности

Николай Сергеевич Розов

История / Философия / Обществознание / Разное / Образование и наука / Без Жанра