Ещё поживём

Последние слова попали в самое больное место и настолько уязвили без того истерзанное самолюбие Геннадия Ивановича, что он, собрав все оставшиеся силы, всю накопившуюся злость и обиду на судьбу, резким тычком ударил костяшками пальцев в кадык изголодавшемуся по никотину наглецу. Вальяжный парень, явно не ожидавший такого поворота, неуклюже осел на асфальт, выпучил глаза, обхватил руками горло и стал судорожно, часто и неровно втягивать в себя воздух. Его сбитое дыхание походило на хрип издыхающей собаки. Гогот второго перешел в протяжный вопль удивления, он склонился над приятелем, не понимая, что делать и как ему помочь.

– С нами, старичками, вежливее надо разговаривать, с почтением к седине. А то нервы у нас уже ни к черту, срываемся частенько, – спокойно сказал завскладом и пошел к металлической двери своего подъезда.

– Дебил! Он же просто пошутил! – бросил ему вслед весело гоготавший минуту назад парень.

– Ничего, оклемается твой дружок. Уму-разуму надо с молодости учить, чтобы не проснуться потом состарившимся грубияном, – походя бросил Геннадий Иванович, не считая нужным обернуться.

Уже в лежа кровати, он почувствовал давно позабытое умиротворение, утерянное самообладание и, что больше всего обрадовало, состояние некоторой равнодушной отстраненности, выстраданной многолетним холостяцким житием.

Половину следующего дня завскладом потратил на создание трех аккаунтов в наиболее популярных соцсетях с последующим поиском в них одноклассников и полузабытых приятелей. Причем при добавлении в друзья предпочтение отдавалось прекрасной половине интернет-юзеров. «Мы еще пошустрим, еще побарахтаемся! – повторял он про себя, всматриваясь в фотографии знакомых девчонок, превратившихся в солидных дам, счастливых матерей, заботливых бабушек, внимательно изучая открытую информацию каждой из них в профиле».

Активная переписка вскоре дала свои плоды, и благоухающий дорогим одеколоном Геннадий Иванович встретился с учившейся в параллельном с ним классе Анечкой – Анной Валерьевной Глушенковой, одинокой, как и он, сорокасемилетней женщиной, работающей парикмахером-колористом. Через неделю они уже жили вместе в двухкомнатной квартире Геннадия, которая потихоньку превращалась в уютное чистенькое гнездышко из-за появления новой хозяйки. Поначалу все складывалось как нельзя лучше: завскладом спешил после рабочего дня домой, где вкушал приготовленный с любовью ужин и потом в долгих задушевных беседах с Аней строил планы на отпускные дни в сентябре и вспоминал школьные перипетии.

Ночные шалости в поскрипывающей кровати подняли самооценку Геннадия Ивановича на уже недосягаемую, как ему казалось, высоту. По застенчивым признаниям Анны Валерьевны он был «еще хоть куда» и «ранее ей такого испытать не посчастливилось». Подтверждением этих слов был сладострастный стон, который разгоряченная женщина частенько не могла сдержать. Довольный собою и уставший завскладом перед тем, как уснуть подолгу смотрел в распахнутое настежь окно и в тайне радовался тому, что соседи теперь еженощно слышат звуки мучительной агонии новой хозяйки. Поутру, встречаясь с ними на лестничных пролетах и площадках, он не прятал глаза, напротив, подчеркнуто вежливо здоровался и пытался подробно, размеренно поговорить о погоде, здоровье и прочей чепухе.

Казалось, жизнь, наконец, вошла в естественное русло, от которого отклонилась из-за какой-то аномалии, досадной ошибки, какого-то нелепого стечения обстоятельств. Однако Судьба вновь решила продемонстрировать заведующему складом свой изменчивый порывистый нрав. В канун выходных Анне Валерьевне позвонила дочь, живущая в далеком шахтерском городке, и, рыдая, сообщила о своем разводе. Недолго думая, новоиспеченная хозяйка заказала железнодорожный билет и утренним поездом убыла в трудовой горняцкий край с обещанием вернуться, как только все встанет на свои места. Но время летело, а Анечка все никак не возвращалась. Геннадий даже собирался сам поехать за своей старой школьной подругой, но в телефонном разговоре та строго-настрого запретила ему совершать подобный маневр и дала знать о своем решении остаться на неопределенное время с дочерью из-за слабого здоровья внучки.