Ещё вчера…

В природе, а значит – и в колхозе, – виды на урожай были неплохие, что давало надежду, что тиски хронического голода ослабеют. В колхозе меня сначала послали в бригаду трактористов – прицепщиком. На тракторах проводилась обработка сахарной свеклы и какая-то вспашка. Сидеть в пыли на плуге или культиваторе и управлять ими по 10-12 часов в день, – задачка не для нервных. Трактористы это понимали и предоставляли отдых-поощрение: сажали за руль или рычаги своего грохочущего чуда. Недели через две я уже весьма прилично мог водить и колесные и гусеничные трактора. Часто что-то ломалось и мы вместе с трактористом "загорали", разбираясь, например, с заморочками магнето, которое чаще всего и отказывало. С созревающих колосьев пшеницы снимали несколько хлебных жуков, которых казнили искрой от магнето.

Начиналисьжнива – страда деревенская. Комбайнов почти нет, кроме того, – они дают большие потери зерна. Долгожданный хлеб – пшеницу и рожь (жито) убирают почти дедовскими способами. В зависимости от качества хлебного поля его жнут вручную серпами, либо косят косой или машиной – лобогрейкой. Скошенный хлеб связывают в снопы и устанавливают для дозревания и сушки в копы – хитрое сооружение из нескольких снопов, которому не страшен дождь. Снопы различались по величине, следовательно, – и по весу. На некоторых полях плата (трудодни) рассчитывалась по количеству связанных снопов, – тогда они были маленькими и аккуратными. В основном расчет был по убранной площади, поэтому снопы были огромными.

Я, как обычно, – любимчик бригадира. Вместе с моими персональными вилами, бригадир каждый день бросает меня на участки прорыва. Скошенный и связанный в снопы хлеб мы нагружаем на телеги – корабли, которые свозят снопы на ток, где будет работать затем молотилка. Вилы с длиннющей полированной ручкой – щедрый подарок соседа (что-то я помог ему сделать), – моя гордость. Только этими вилами можно было забросить на вершину высоко нагруженной телеги тяжелый сноп. Даже мои заслуженные вилы трещали, не говоря уже о руках. К вечеру они уже еле ворочали тяжести. Но, – удивительное дело – следующим утром в руках появлялась необычайная сила, и тяжелые снопы летали как перышки. Самая тяжелая работа ставала в радость, тело просто требовало нагрузки.

Однако судьбе было угодно предоставить мне более интеллектуальные развлечения. Меня вызвали в райком комсомола. Райгенсек поставил меня в известность, что райкомом комсомола принято решение, которое утвердил райком КП(б)У (!), назначить меня в колхозе им. Молотова весовщиком от МТС. Мне полагались: твердая зарплата от МТС, часть из которой будет оплачена натурой – зерном, бесплатное трехразовое питание от колхоза, и еще какие-то преимущества и льготы. Круглосуточный рабочий день на время молотьбы тоже гарантировался. Я до сих пор не знаю, кем и почему я был "выдвинут".

Чтобы постперестроечный читатель мог что-нибудь понять в этой информации нужны пояснения. МТС – это не мобильная телефонная связь, тем более – не Московская телефонная сеть, а машинно-тракторная станция, государственное предприятие на селе, оказывающее колхозамобязательные услуги – машинами, людьми и советами. КП(б)У – Коммунистическая партия (большевиков) Украины, райком которой был полновластным хозяином в районе. Без ведома райкома не только не снимались и назначались различные "головы" (председатели), но даже каждый волосок на этих головах.

Казалось бы, какое дело вершителям судеб до чисто технической должности какого-то весовщика? Так вот: хлеб в коллективном хозяйстве (колхозе) – свободном объединении крестьян, – имела право молотить только МТС и никто больше. Колхозный хлеб от молотилки, принадлежащей МТС, принимал и взвешивал только весовщик от МТС. Его Цифра ставала законом для колхоза, которому давалось всего 2 % на последующие потери зерна при обработке и транспортировке – очистку, усушку и утруску. О всяких других изъятиях собственного зерна, которое вырастил и собрал колхоз, – и речи не могло быть. Комсомольский райгенсек, естественно, мне всего этого не объяснял, но многократно повторял о моей личной ответственности за соблюдение интересов государства, а вовсе не "трудолюбимых колхозничков". Моего согласия на исполнение должности никто не спрашивал: мне было "оказано доверие" и я мог только "оправдать" его. С тем я и отбыл к исполнению новой, такой важной должности.