Еше раз по поводу мокрого снега

— Благодарю Вас, это сейчас достаточно, надо мне действительно сначала самому в Интернете смотреть, а потом уж обращаться за консультацией к специалистам. Извините, что взял Ваше время. Вы хорошо знаете про Тотьму. Ваши родители из этих мест?

— Нет, мы все мое детство, наоборот, на юге жили, сначала на Волге, под Куйбышевом, а потом в Узбекистане.

— А кто были ваши родители?

— Папа электриком работал, мама медсестрой.

— У вас были еще дети? То есть, в семье? Ваши сестры и братья?

— Нет, я была единственным ребенком, очень любимым.

— И Ваши родители уже не живы?

— Да они умерли уже довольно много лет назад, до глубокой старости не дожили.

Увидев, что Ксения отвечает на его вопросы коротко и не очень охотно, Андрей сменил тему разговора.

— А как Ваш конспирологический дневник? Что Вам удалось расшифровать на Вашей встрече в понедельник? Там действительно рассказывается, где спрятаны бриллианты?

— Нет, пока не удалось расшифровать, но мы предположили, кто может быть автором дневника. Хотя, может, это только наши фантазии.

— И кто же? Вы имя установили автора дневника? И узнали про его судьбу?

— Да рано об этом еще говорить. Если действительно что-то получится узнать и расшифровать я Вам обязательно скажу.

— Это мы с моими молодыми коллегами отыскали дневник, часть которого записана каким-то кодом, вот пытаемся дешифровать, — пояснила Ксения Галине, вдруг резко протрезвев и поймав себя на том, что расспросы Эндрю-Андрея кажутся ей почему-то неприятными. Она взглянула на часы на стене и сказала, что, к сожалению, ей уже надо идти. Ксения с Галиной обменялись телефонами в надежде продолжить знакомство, Эндрю помог ей одеть пуховик, предварительно осведомившись, не обидит ли ее таким патриархатным жестом. «Да нет, мой феминизм не столь демонстративен», — заверила Ксения, но в рукава пальто попала не сразу — отвыкла уже от такой старомодной галантности.

Оставив Галину и Эндрю-Андрея допивать вино, Ксения побрела в сгустившихся сумерках назад к вокзалу. Торопиться ей на самом деле было некуда: в библиотеку идти уже поздно, а домой (домой!!) в Горелово вроде еще и рано. Зачем она наврала про неотложные дела, Ксения и сама не знала. Что-то неприятное и навязчивое послышалось ей в тоне Эндрю, когда он стал расспрашивать о родителях, о встрече их группы в понедельник. А кстати, откуда он мог знать про понедельник?! Ксения даже остановилась так внезапно, что шедший за ней прохожий налетел на нее и чертыхнулся. Она вроде ему в прошлый раз об этом не рассказывала, да и не могла рассказать, потому что о встрече именно в понедельник они сговорились позже, после ее приезда из Финляндии и всех этих ее криминальных похождений. Странно. Ксения заметила, что притормозила она у входа в небольшой магазинчик и решила зайти купить зубную пасту. Выходя с покупкой из магазина, она увидела, что из подъезда галининого дома вышел мужчина. В сумерках трудно было разглядеть, кто это. Человек направился по проспекту в противоположном от вокзала направлении. Силуэт его был едва различим в свете тусклых фонарей. Но походка, походка показалась знакомой. Мужчина шел энергично, быстро, но руками при этом не размахивал, прямо как Печорин Григорий Александрович.

Глава двадцатая

Ковыляя от электрички по разбитой и дороге к гореловскому дому, Ксения вдруг остановилась и посмотрела на вечернее ноябрьское небо, затянутое темными тучами. Луна с отъеденным боком, иногда выглядывавшая во внезапном просвете, едва успевала блеснуть сиротским неярким светом и опять пропадала за темной пеленой. Где-то заполошно и отчаянно лаяла собака, незакрытая калитка билась о забор с глухим металлическим уханьем, раскачивались ветки жидких придорожных берез, отбрасывая в свете редких фонарей тени, с мышиной быстротой пробегающие по дороге. Ксении Петровне стало вдруг жутко и безнадежно одиноко.

Сейчас приду и позвоню Кате и Ваське, — попыталась она себя успокоить. За спиной послышались шаги и шорохи. Ксения прибывала шагу, почти побежала, поскользнулась, больно упала и, поднимаясь с земли, краем глаза с облегчением различила в темноте приблизившуюся женскую фигуру с тяжелыми пакетами в обеих руках. Женщина притормозила, раздумывая, наверное, не надо ли предложить помощь, но, увидев, что Ксения уже поднялась и успокоительно замахала рукой, двинулась дальше.