Еше раз по поводу мокрого снега

Потом она пошла к полотнам Павла Филонова и долго разглядывала его харизматических уродцев и лошадей с глазами нимф. В университете она всегда показывала филоновские картины на лекциях об Андрее Платонове — не как иллюстрации к его текстам, конечно, а как что-то невероятно родственное. Филонов тоже был странноязыким и тоже пугал и завораживал одновременно. Русские литературные классики, народники, философы-интеллигенты всегда хотели понять, что в голове у «простого человека» — и вот Филонов с Платоновым — каждый своими средствами — это им показали: «вскрыли череп» простому человеку, солдату и строителю новой жизни. И открылось что-то, о чем интеллигенты и не подозревали, чего они и в самых буйных и страшных фантазиях представить себе не могли. Это было не чудовищным и не прекрасным, — это было что-то бесконечно другое и непредсказуемое, непостижимое — это были существа как будто с другой планеты. И вид их был странен, и язык странен. И смерть у них была инопланетная, и жизнь, впрочем, жизнь как-то перетекала в смерть, срасталась с ней, становилась от нее неотличимой. На картинах Филонова живое было частью механического и наоборот, целое распадалось на части, но части не могли существовать отдельно, и обрубки лепились друг к другу, создавая новые монструозные единства…

Почти запыхавшаяся Катя, тронув мать за плечо, вырвала ее из философских дум и воспарений в мир высокого. Ксения начала было делиться с дочерью своими размышлизмами, но быстро поняла, что Катерина ее лекции не внимает, а думает о чем-то своем, и замолчала. Так в спокойном молчании они добрались до гостиницы, перекусили в кафетерии и рано улеглись спать.

Перед сном Ксения еще несколько раз пыталась позвонить Людмиле, но бесстрастный голос сообщал, что «набранный вами номер не существует»

Глава двадцать шестая

Утром, когда Ксения с Катей завтракали в ресторане гостиницы, неожиданно забарабанил юный барабанщик в мобильнике. Катя вздрогнула и сказала: «Ответь, а потом мы сменим тебе рингтон, прямо сейчас, не откладывая». Звонила Галина. Она извинилась за ранний звонок и сообщила, что Денисов просит перенести их встречу на пару часов и еще — он спрашивает: нет ли у Ксении Петровны случайно с собой свидетельства о рождении.

— Совершенно случайно есть, — с удивлением ответила Ксения. — Так-то я его с собой в поездки не беру, но сейчас оно мне было нужно для оформления одного документа. А почему это интересует нашего американского друга?

— Об этом он мне не сообщил, передал только, что, если это свидетельство при Вас, не составит ли Вам труда принести его на нашу встречу. Еще раз прошу меня извинить за ранний звонок и все эти просьбы, но я в этом случае только медиатор, выполняю поручение Эндрю. Он сейчас занят чем-то неотложным и не мог позвонить сам. Так что мы ждем Вас у меня не в 10, а в 12, договорились?

— Хорошо, — сказала совершенно изумленная Ксения Петровна.

— Чем это тебя так озадачили, мам? — спросила Катя. — Давай телефон, я быстро тебе новую мелодию звонка поставлю. Что-нибудь не такое бодро-пионерское.

— Это, между прочим, Окуджавы песня!

— Ну давай я тебе из твоего Окуджавы что-нибудь другое поставлю. — Катя порылась в мобильнике — Вот «Виноградная косточка» годится? Я не помню что это, но, наверное, там не барабанят.

— Не барабанят, прекрасная песня, стыдно ее не знать!

— Мам, но мы уже под другие песни росли. Ну вот. Сейчас позвоню тебе.

Мобильник Ксении Петровны затянул про виноградную косточку и теплую землю.

— О, вот это другое дело, меланхоличненько. А кто звонил-то тебе только что и чем тебя так удивил, у тебя прямо челюсть отвалилась во время разговора.

— Челюсть моя на месте, а звонила моя приятельница Галина, в доме которой мы должны были в 10 встретиться с Эндрю Денисовым. Он переносит встречу на два часа.

— И в чем тут прикол?

— Прикол в другом — он просит, чтоб я взяла с собой свидетельство о рождении.

— А оно при тебе?

— При мне, как ни странно. –

— И не сгорело вместе с чемоданом?

— Нет, я все документы в сумке сейчас ношу, оно здесь вместе с паспортом и карточками.

— А на кой черт американцу твой матрикул?

— Катюша, матрикул — это вообще другое, это старое название студенческой зачетки, нечего щеголять словами, которых не знаешь.

— Ну мать, включила училку. Ну свидетельство твое зачем?

— Понятия не имею. «Все страньше и страньше» — как говаривала Алиса в стране чудес. Но зато мы можем не торопиться. Вернее, я могу не спешить, а ты займись своими делами, еще в какой-нибудь музей сходи, раз уж приехала в Питер.

— Нет, матушка, я тебя в этой стране Чудес должна страховать, я пойду с тобой!

— Еще чего не хватало, тебя кстати в гости и не звали!

— Ну хорошо, провожу тебя до подъезда и буду где-нибудь поблизости пастись, а ты обещай мне, что, если что, — сразу позвонишь.

— Если что, например?

— Ну мало ли что…. В шпионы тебя вербовать начнут…

— Умная ты у меня девка, но дура редкостная. Какой от меня прок, где я шпионить буду, в студенческом буфете что ли?

— Ну ладно, мама, я просто за тебя волнуюсь, как-то все вокруг тебя турбулентно.