Эшелон

Вот, например, в эти весенние недели 1984 оруэлловского года интеллигентные москвичи, затаив дыхание, поглощают страницы «Иностранной литературы», где напечатан новейший роман какого-то модного молодого американского писателя по фамилии Кинг. Название романа «Мертвая зона», герой его — экстрасенс Джонни Смит запросто преодолевает разного рода пространственно-временные ограничения. Причем с одинаковой легкостью делает это «в оба конца» — как «вперед», так и «назад», разве что только потеет при этом — все-таки работенка… Оно, конечно, в этом романе довольно ярко и реалистически отображены неприглядные нравы, господствующие в политической жизни великой заатлантической демократии, но в том-то и дело, что экстрасенсный план произведения — вовсе не литературный прием, а неотъемлемая часть романа, к которой автор относится «на полном серьезе». Да и в произведениях отечественных авторов в последние годы явно прибавилось чертовщины: вспомним хотя бы айтматовский «Буранный полустанок» или, скажем, «Альтиста Данилова». Эти произведения литературы вряд ли можно считать развитием линии «Мастера и Маргариты», прежде всего по причине их малой талантливости. Вернее всего — это дань моде или лучше сказать — поветрию.

В том, что экстрасенсное «восприятие действительности» стало сейчас весьма популярным, я убедился полтора месяца тому назад во время своего последнего «малеевского сезона». Среди других обитателей этого дома творчества писателей я поддерживал некоторый контакт с Рюриковым, которого встречал здесь и раньше. Этот Рюриков специализируется… по любви. Только не подумайте ничего плохого: любовью он занимается, так сказать, профессионально и в самом высоком смысле — написал даже довольно толстую книгу, имевшую известный успех у неизбалованного такой тематикой советского читателя. На мой взгляд, книга эта просто скучная, так же как и ее автор — впрочем очень честный и порядочный человек, отличный семьянин. Рюриков много лет занимается этой своеобразной тематикой и, похоже, завредился на ней. Из отдельных его высказываний я понял, что он глубоко и даже таинственно верит в парапсихологию, экстрасенсов и пр. Как-то раз он специально пригласил меня погулять, дабы обратить меня в экстрасенсную веру. Он хотел этого достигнуть, приведя несколько впечатляющих примеров. Что и говорить, «примеры» были еще те… Ну, скажем, такой. У Рюрикова есть знакомый экстрасенс с простой фамилией Иванов (кстати, после этого я случайно узнал, что такой экстрасенс действительно в Москве существует). Есть еще у специалиста по любви приятель, у которого опасно заболела печенка, причем он находился в 3000 км от Москвы. Желая помочь товарищу, добрый Рюриков (а он действительно добрый) пришел к Иванову. Тот сразу же стал улавливать… биополе рюриковского приятеля!

— Позвольте, — удивился я, — но ведь этот Иванов никогда в глаза не видел вашего приятеля. Следовательно, он не мог знать характеристик его биополя. Как же он его выделил из такого чудовищно высокого уровня «биопольных» шумов, генерируемых многими миллионами человеческих существ?

— А он использовал меня — ведь я-то своего товарища знаю, — вполне серьезно ответил Рюриков.

Вот так-то! Я, совершенно растерявшись от такого способа мышления, только спросил:

— А скажите, ведь через посредство биополя можно оказать и отрицательное воздействие на заболевший орган, так сказать, «напустить порчу»?

— В принципе, конечно, можно, но экстрасенсы — хорошие люди, они этим не станут заниматься.

— Но ведь в семье не без урода: найдутся ведь и такие, которые за приличное вознаграждение смогут нарушить эту сухаревскую конвенцию — тому немало примеров можно найти в литературе, особенно средневековой. И тогда распространится новая чрезвычайно опасная форма международного терроризма!

Справедливо сочтя мой аргумент издевательским, Рюриков всерьез обиделся:

— Вы не ученый. Вы не верите фактам! Вы от них отмахиваетесь!

Мне часто приходилось слышать такую «аргументацию» от парапсихов, так что я к этому отношусь спокойно. Но случай с Рюриковым был из ряда вон выходящим. Потрясенный беседой с ним, я стал расспрашивать окружающую меня литературную и окололитературную публику об их отношении к этому волнительному предмету. И тут я получил последний сокрушительной силы удар: я опросил 20 человек, причем только 4 человека сказали мне, что не верят в «парапсихическую» галиматью. Свыше половины опрошенных слепо верили, остальные колебались. Конечно, малеевская публика отнюдь не типичный представитель нашего общественного мнения — там слишком много полуинтеллигентов. Именно среди этой категории трудящихся (?) парапсихология рекрутирует основные кадры своих сторонников (см. ниже). Но мне известны случаи, когда даже профессиональные ученые верят и даже становятся жертвами парапсихологических шарлатанов. Приведу только два примера.