Как-то раз я отдыхал на даче у моего брата. Боковым зрением я увидел длинную фигуру зашедшей на участок по какой-то надобности соседской дочки. «Это Лена, — подумал я — она, кажется, преподает где-то французский язык». И сразу же мелькнула мысль:
— Леночка, как будет по-французски «не надо усложнять?»
— Иль не фо па комплике, — удивленно ответила она.
— А «не будем упрощать»?
— Иль не фо па симплифье. Но зачем это Вам?
— Надо, — не вдаваясь в подробности, ответил я, записывая русскими буквами французский перевод фраз, обеспечивших карьеру неизвестного мне кэгэбэшника. Эти же фразы должны были выручить и меня — решил я, и, как показали дальнейшие события, не ошибся.
Между тем наступил день отъезда. Все шло совершенно тривиально, совсем как в нашей милой Академии наук. Конечно, разрешения не было. Я, как идиот, сидел «с вымытой шеей» три дня у своего домашнего телефона. Деятель ЮНЕСКО весьма удивлялся молчанию Директивных Органов и говорил, что такого на его памяти не было. Я только потом понял, что Директивным Органам было не до моей персоны: это было начало августа 1968 г. — канун чехословацких событий. Потеряв надежду, под вечер третьего дня своего глупейшего ожидания я в который раз уже позвонил своему чиновнику.
Ничего нет, увы. Извините нас. А я должен через полчаса уехать отсюда жену встречать. А завтра ждать уже бессмысленно.
Вот тебе и Париж, идиотина! Много захотел… И вдруг через 10 минут — звонок, и мой чиновник спокойно говорит:
— Только что пришло разрешение. Вам надо немедленно хватать такси и ехать в кассу «Метрополя» за билетом. Самолет в Париж завтра в 8 утра. Касса закрывается через 40 минут. Успеете — Ваше счастье. Заграничный паспорт получите у постового милиционера в комитете ЮНЕСКО — здесь уже никого не будет, рабочий день кончился.
Я успел крикнуть в телефонную трубку:
— А как же деньги? Деньги — франки?
— Увы, я не мог выписать Вам аттестат. Получите валюту в ЮНЕСКО. Я позвоню туда по телефону вечером.
Я стремительно выбежал из квартиры. О, счастье — прямо у дома стояло свободное такси. Не без труда я нашел билетную кассу в холле гостиницы «Метрополь». Касса представляла собой рундучок, где обычно торгуют небогатой продукцией Союзпечати. Кассирша его уже запирала. Было довольно дико сказать ей: «Мне бы билет в Париж». Она не удивилась, хотя для порядка ворчала. И вот билет в кармане. Чудесный московский летний вечер. Центр города, где я почти не бываю, показался мне особенно красивым. Не торопясь, пешочком, наслаждаясь жизнью, я прошел до проспекта Калинина, где напротив Военторга в маленьком особнячке находится Советский комитет ЮНЕСКО — одно из многочисленных столичных учреждений класса «не бей лежачего». Странно было мне спрашивать у постового милиционера иностранный паспорт. Без всякой тени удивления он выдал мне вожделенный документ, взамен которого я стал ему тыкать свой советский паспорт. Он не взял его — «не имею указаний». И вышел я из подъезда симпатичного домика с двумя паспортами. А на следующее утро я уже был в аэропорту Ле Бурже. Радость — неизменная спутница всякого нормального советского человека, временно покидающего свою свободную родину — была омрачена полным отсутствием в карманах даже самой мелкой французской монеты и неясностью ближайшего будущего.
Я до сих пор не понимаю, как в толпе прилетевших пассажиров меня приметил человек, который сразу же подошел ко мне и уверенно сказал: «Товарищ Шкловский будете?» Кстати, я его тоже еще издали выделил в толпе встречающих. Мой благодетель оказался шофером в советском представительстве ЮНЕСКО, который и доставил меня в «Пале». Встретил меня в советском представительстве, расположенном в двух небольших комнатках двухэтажного флигеля (там каждая держава занимает одинаково убогую площадь), постоянный представитель Белорусской ССР при ЮНЕСКО тов. Колбасьев. Бывают же такие синекуры! Я попросил устроить меня в самый дешевый отель и чтобы деньги заплатить не сразу. Подходящий отель оказался как раз вблизи Пале-ЮНЕСКО. В таких номерах мне еще не приходилось жить. Комнатка метров 8 имела форму трапеции. По крайней мере 60 % площади занимала довольно монументальная кровать. Ни о каких «удобствах», конечно, не могло быть и речи.