Она громко и хрипло рассмеялась и похромала к большой чугунной печи посередине. Главная на её смех ещё больше обозлилась, махнула в её сторону рукой и вышла из кухни, оставив нас троих жаться к стенке в нерешительности.
— А… а чего нам то делать? — спросила та же девушка, что до этого интересовалась запретом.
— Чего-чего! Сядьте вон в угол, — Веста даже не взглянула на неё, подкидывая в находящееся с другой стороны от нас жерло печи дрова, — видели же, что остановка была?! Вояки изволили отобедать в городе. Мы теперь только на ужине — я и поварят пустила отдыхать, а вы? Чего приперлись то?
Отвечать никто ей не стал, этого и не требовалось. Мы сейчас были на попечении самих себя, всё ещё придерживая у груди новые для нас, но поношенные для других серые платьица с рубашками.
— Может переоденемся? — прошептала та самая девушка, будто думая мои мысли, — тут даже глаз меньше.
Мы вновь переглянулись и пожали плечами, а после и в самом деле начали переодеваться.
— Я Нюра, кстати, — представилась она, без смущения расстегивая подол своего платья, — тоже приехали из деревни? Я вот из Йондраш — это село такое. Самое большое во всей округе.
С моим платьем всё было несколько проще — крючков у него не было совсем, потому оно снималось напрямик через голову. Я не была маленькой для названного возраста, для своего да, из-за чего и носила детское платье по щиколотку. Мне было комфортнее в нём, чем в том, которое приходилось надевать дома. Это я вообще забрала из старого шкафа сестры — его сшила ещё мама, а я хотела чувствовать её частичку рядом, когда буду далеко от… неё.
— Ого, что это? — девушка мазнула пальцем по моему плечу, не закрытому нижней рубахой, отчего я резко дернулась и села на лавку, прикрываясь руками и старым платьем, — и тебя папка бил? Меня тоже! — она махнула рукой и продолжила как ни в чём не бывало, — за каждую дурость порол. А я всё равно сбежала! Сбежала, вон, из дома полгода назад, замуж хотела. А этот индюк дурью маялся! Вот я и ушла от него, пока меня папка не нашёл. Мы же в одном селе жили. А кому я теперь замуж нужна? Слухи то быстро летят.
Я кивнула в ответ. И даже не потому, что её можно было назвать болтушкой, скорее от того, что я была бы рада быть наказанной папкой за собственную дурость. И я не сбежала бы из дома на её месте.
— А тебя видно сильнее лупили! — вернулась к первой теме она, — у меня таких шрамов нет, как у тебя. А ты чего молчишь? — она отвернулась ко второй девушке, теряя из виду меня.
Я в это время успела сменить рубашку и надеть новое платье на крючках у груди. Говорят, что богатые на этом месте носят пуговицы. Хотела бы и я иметь пуговицы, хоть одну. Повесила бы на веревочку на шею и был бы почти как кулон Всевидящего. Такой же красивый.
— Хватит болтать, трепушки! — хрипло разразилась Веста, — выгоню к прачкам, будете много болтать!
Она ссыпала в большой чан крупу и похромала к такому же, только с водой. Я аккуратно сложила дорогую для памяти одежду и прижала к груди руками, чтобы не дай бог не потерять.
— Вы для чего сюда шли? — шёпотом продолжила Нюра, — я вот очень хочу себе молодого мужа офицера. Только представьте, как я буду рядом с ним идти и… эх!
— Офицера? — не сдержала смешка вторая, — эк ты замахнулась! Кто тебя такую замуж возьмёт? Да и сказала же госпожа, не лезть к воякам, иначе останешься брюхатая и на остановке! Ничему тебя жизнь не учит!
Они пересеклись недовольными взглядами и уставились по разные стороны, чтобы не видеть друг друга.
— А ты что думаешь? — вновь обратилась ко мне Нюра, — пошла бы замуж за какого-нибудь солдата, а?
— Значит ей солдата, а тебе офицера подавай? — рассмеялась вторая, — высоко же ты себя несёшь!
— Тебя не спросила, — буркнула девушка, отвернувшись и от меня, — дурные вы обе — что не спроси, всё плохо!
— Трещётки! — завопила повариха, — а ну быстро сюда! Скидывайте барахло на лавку и ко мне, помогать!
Говорить второй раз не требовалось. Началась моя первая работа.
Глава 2
Все оказалось сложнее, чем я предполагала. Начать, наверное, стоило с того, что поварят у Весты было аж шесть, и приходили он почему-то именно со стороны солдатской столовой. А ещё: я никогда в жизни не чистила столько картошки и других овощей. Заканчивали работу мы в девять вечера, когда батальон уходил спать, и никто не мог неожиданно забрести к нам поужинать. Руки болели от мозолей, спина ныла, а ноги гудели, но я всё равно была рада новому месту и новым знакомствам. Большую часть времени мы посмеивались от беззлобного ворчания поварихи, иногда даже обменивались историями и шутили. А ещё наблюдали за видами. Вернее, я одна.
Я ощущала свободу, находясь в закрытом железном коробе.
Наверное, в этом и был смысл жизни отдельно и одновременно вместе со всеми — ощущать себя частью чего-то большого, неизмеримо важного и нужного, словно каждый мой шаг был предопределён и значим. Словно я сама была значимой для кого-то.