— Верочка наша. Мы тут все чертковские. А Ярика месяц назад Новая Пошта увезла. В посадке здесь вот у Калиновки размотало. И вот Верочка едет. За новым Яриком. Или Яринкой. Так вот хлопцы. Не зламають вороги. Держите.
Руденко подвесил в воздухе над Верочкой магазинный пакет, перевязанный бантиком.
— Что это? — спросил Шарон.
— Тормозок. Берите.
— Возьмем. — Чума забрал пакет. Он водрузил его себе на колени и зашуршал, развязывая узел.
— Чего там у нас? Хлебчанский. Цибулькин. Помидорян какой! И вот оно. Белое золото! А-яй не порезано. Высший сорт. Как же мне теперь? Как пленному румыну? Кусать? Вот это мне привалило. Дякулка ты моя, старший солдат Руденко.
— Як так? — не понял Руденко.
— Так як. — веселился Чума. — Один я тут, салоежка.
Генка нашарил потайной заповедный карман.
— Тчума. На. Давай.
— Что это? Ого. Та самая «легендарная финка» Два лоха в одной локации это перебор.
— Хуз секонд? — обиделся Генка.
— Спроси лучше кто первый.
— Хватит. — раздраженно отрезал Шарон. — Нож как нож.
— А что? Я ничего. — Чума быстро порезал тоненько сало, выломал из хлебного куса тяжелый дрожжевой мякиш. Скатал его в шарик и накрыл сверху широкой полоской мясного сала. Засунул в рот.
— Да что ты будешь делать! — жевал и восхищался Чума. — Шедевр. Мог бы сесть, чтобы это съесть.
Верочка рассмеялась, а потом сладко и не больно заохала. Одной рукой приобняла круглый животик, завернутый в домашний вязаный свитер, а другой плеснула Чуму по сильному покатому плечу.
— Хватит. Прям на колени тебе рожу…Хохотунчика.
— Едем. — Шарон кивнул Руденко. — Через час обратно будем.
— С Богом. — отозвался старший солдат. — Верочка. Поклон Черткову.
Руденко сунул Вере руку.
— Я вернусь. Слышишь? — она сказала твердо.
— Само собой. — согласился, не веря, Руденко.
— Вернусь. — повторила Верочка. — И Мегатрону скажи. Гамора моя. Пусть губу не катает.
— Конечно, скажу. Мне то чего. Ты главное не нервничай, Верочка.
— Я не нервничаю. И я тебе не Верочка, Руденко.
— Понял. То есть есть. — Руденко помолчал. Житомирское лицо в черно-желтой полутьме боролось с этой непонятной игрой в жизнь.
— Небула. — наконец, выговорил Руденко. Выдохнул и повторил. — Небула.
Верочка милостиво кивнула головой.
— Давай, Руденко. — Верочка закрыла дверь.
— Едем. — скомандовала она и Генка Ешкин подчинился.
— Гамора, Небула, а Руденко кто? — спросил Чума. — Погоди, дай…Я есть Груд?
— Руденко это Руденко. — ответила Верочка Небула.
— Отчаянно респектую.
— Шуткуешь?
— Преклоняюсь. — по крайней мере голос у Чумы был серьёзным. — Не пыжит и воздух не гоняет.
— А ты гоняешь?
— Мы с тобой одной крови, сестра. — Чума приложил руку к сердцу.
— Не-бу-ла. — повторил по слогам Чума. — Позывной прям в яблочко, Верочка. Налетай!
Чума обмял пакет и предложил Верочке присоединяться. — Не дошики, конечно, дворянская еда. Цибулькин, Помидоряны, но под сало все пролезет.
— Куда мне? — Верочка рассмеялась и похлопала себя по животу. Чума смех подхватил. Добавил искренне.
— Прикольная ты, малая. Жаль не обождала. Мы бы с тобой у-у-ух чего наделали. Будьмо!
Чума бросил в рот очередной хлебный кругляш с салом. Свет в салоне Генка не выключил и глаза у Верочки блестели. Отражали желтый и гравийный свет. В себя его не пускали. После второго блокпоста Шарон не выдержал, повернулся и спросил.
— Серьезно? Вернешься?
— Почему не веришь? — спросила Верочка.
— Не верю? Пожалуй. — согласился Шарон. — Ребенок вообще все меняет. Наверное.
— Не для меня. Пока всех… — Верочка сжатым кулачком ударила по раскрытой ладони. Генка поморщился. Мерзкий и хлестаковский звук.
— Всех то зачем? Не по-военному. — Шарон все еще надеялся.
— Надо. — Верочка коснулась горячей головой влажного и холодного стекла. — Вот зачем.
Немного помолчала и добавила с вызовом.
— Странные вопросы.
Шарон пожал плечами.
— Звычайные. Дорожные.
— Ладно. Небула, с тобой понятно. А Гамора? Подружка твоя? — Чума перехватил опасный разговор.
— Подружка? Гамора это БМ 21 «Град», рижуля.
— Огневая девка. Как ты. — с уважением произнес Чума.
— Все донецкие про то знают. — подтвердила Верочка. — Кто остался…Пока.
Впереди и справа появилась угловатая буква Д. Она тихо выплыла из летней ночи и остановилась на обочине. На длинном горизонтальном основании проступило худое и длинное желто-голубое слово: «Першатравень».
— У школы остановите. Я покажу. — сказала Верочка.
— Хорошо. — Шарон повернулся к Генке. — Абедайя, френд. Нау прямо, прямо. Афтэ кам бэк и свернем к Лысогорке.
— В ангары едете? — спросила Верочка.
— Военная тайна. — улыбнулся Чума.
И тогда Генка решился. Быстро и ловко выкрутил руль влево. Тойота взвизгнула. Поворот вышел не округлый и мягкий, а жесткий и острый. Генка ударил по тормозам и машина ударилась изо всех оставшихся сил о стену из черного воздуха, пробив в нем желтую и ровную дыру.
— Вота ю дуинг, мэн? — Шарон схватил Генку за плечо. — С ума сошел?
— Абсолютли! — отозвался Чума. — Я чуть Верочку не задавил. Как ты, мать?
— Нормально. Не лапай. Нормально говорю. — Верочка толкнул Чуму. — Он что у вас контуженный?