Ешкин род (СИ)

Когда очнулась на твёрдом, не поверила глазам: на месте мёртвого места зеленела трава, возвышались деревья. Возле неё лежал бубен -- небольшой, какие привозили для дитячьей забавы от кипчаков [половцев], когда ещё не воевали с ними. Ешка подняла бубен, дотронулась пальцем до тонкой кожи. Раздался тихий звук. Мирный, чистый... как журчание речки. Ясный и правильный, как мир, в котором она жила раньше. Вот бы всё стало по-прежнему!..

Она вскочила.

И поняла, что по-прежнему уже ничего не будет.

Неподалёку распростёрлось тело с ободранной спиной, взявшейся коричневой коркой, над которой роились мухи. По застывшим багровым потёкам бегали мураши и два чёрно-красных жука-падальщика.

Но человек был ещё жив, хоть и не стонал. Голова свёрнута набок. Шевелились губы, вспухшие синим пузырём. Редкое дыхание приподнимало запавшие межреберья.

Ещё дальше валялось то, что осталось от Боли-бошки. А вот у него костей, кроме остова, не оказалось. Ешка поняла, из чего сделан её бубен. Но не выпустила его из рук.

И вдруг тело издало хриплый звук:

- По-ги...

Ешка поняла: недобиток просит помощи. И ещё то, что уйти просто так она не сможет, хотя не чувствует больше ненависти. И покоя прощения тоже. Просто этот полумертвец может ещё пригодиться. Для чего? А зачем болотницы заманивают прохожих? Или русалки поют свои песни зазевавшимся людям?

Ешкин живот вновь свело от голода. Но вид запёкшейся крови недобитка заставил ноздри брезгливо затрепетать -- негоже ей питаться падалью. Ну или почти падалью...

Она легонько стукнула пальцами в бубен, думая о еде... о чистой, живой, здоровой крови, которая потоком хлынет в сухое горло, наполнит теплом...

Бывший насильник шевельнулся, закорячился, поднимаясь.

Ешка подивилась: и откуда в нём жизнь взялась? Или это её бубен, который отныне нужно беречь, творит чудеса, как в сказке? Шлёпнула ладонью по коже и велела: "Приведи сюда... кого-нибудь! Живо!"

Драный насильник так и не смог распрямиться, поплёлся куда-то, чуть ли не касаясь руками земли и спотыкаясь. Ешка уверилась: найдёт и приведёт. И ослушаться не сможет.

Ушла в тень раскидистой черёмухи и уселась ждать своего часа. Время текло, солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь густую листву, истончались и гасли. Иногда Ешка хлопала, забавляясь, ладонью по бубну и знала: по лесу сейчас разнесётся нечто вроде неслышного звона, от которого любой вздрогнет и начнёт оглядываться, а потом скажет: "Почудилось".

А в лесу ничего не чудится. Просто не всем видится. Или видится и слышится не то, что есть на самом деле. В жаркий полдень обдаст затылок холодом -- это русалка рукой дотронулась. Шевельнётся густая трава - то не заяц прыгнул, а лесовка охотника заманивает. Или голос ветер принесёт -- беги прочь, не вздумай отозваться, а не то погибнешь от взгляда лесного Лиха.

В родительском доме Ешка часто допытывалась у тяти: отчего они все такие злые -- кикиморы, лесовики, болотницы? Тятя отвечал: чтобы человек не плошал, а умнел. Чтобы знал: он не один на миру и не голова всему. И самое главное не то, что наверху, а то, что снизу -- корни.

Но отчего ж нет ни тоски, ни боли, когда вспоминается дом, мама и тятя? Почему так пусто и холодно? Может, у неё теперь и сердце не бьётся? Вот и рука, прижатая к груди, ничего не ощущает...

Под черёмухой тени уже становились сумерками и входили в Ешку невиданной силой. Уши ловили любой шорох, глаза видели и вокруг, и над, и под, а разум вмещал все мысли народца, оживавшего в корягах и пнях, меж сросшихся стволов деревьев, в их высоких кронах и переливистых струях лесных ключей.

Ешка насторожилась: кто-то брёл по лесу. Нёс с собой запах дыма и смерти.

Показался недобиток. Один. К спине прилипли мелкие веточки и листья. В волосах, склеенных засохшей кровью, застрял сучок.

Ешка с холодной яростью посмотрела на него. Это почувствовала ближняя нежить, и лес наполнился шорохами: быть пиру!

Раненый из последних сил подошёл к черёмухе и упал на колени. Повернул голову, подставив шею. Догадливый какой...

Ешка вышла из-под полога листвы. Ослушника, который никого не привёл, следовало наказать. Но... откуда дым-то? И запах пропастины?

Ешка тронула бубен. Он отозвался глухим рокотом. Тогда она позволила бывшему насильнику: "Говори..."

Горло недобитка вдруг вздрогнуло, а изо рта вырвались вой, кашель, невразумительные выкрики. Ешка подождала немного, а когда уже потеряла терпение, разобрала:

- Кипчаки!.. Нет никого живого...

Кипчаками когда-то пугали малых. Ей-то какое дело до врагов: князя с его крестовым, кипчаков, норовивших напасть исподтишка, разбойного люда, который берётся из разорённых сёл или от того, что головы дурны? Но недобиток вымолвил:

- Леса жечь будут...

И повалился на землю.

А из чащи донёсся заунывный крик вытьяна. Почуял беду. Как тогда, во время Круга...

Ветряным шумом запел в руках бубен.

Ночь в лесу настала быстрее, чем погасло солнце и потемнело небо.

Ешка уже не смогла ждать. Подняла вверх бубен, который точно захлебнулся радостью, закружилась от лёгкости в теле.