Эскадра

– Да! Он, признаться, не знал, что я осведомлен о его имени, но так уж вышло. Натаниэль Жако… Да и Жако он только потому, что как только ему исполнилось восемнадцать, он пошел в магистрат и попросил дать ему девичью фамилию матери. Ему всегда хотелось быть незаметным. Никогда, впрочем, не удавалось – но всегда хотелось.

– То есть он еще и не Жако?

– А вы не знали? Я был уверен, что несмотря на всю его скрытность, он вряд ли мог бы полностью укрыться от тех, кто служил с ним бок о бок!

– Мог и укрывался, ведь мы, все мы, безмерно уважали его и, как говорится, "не лезли в душу".

– Что ж, тогда понятно. Но теперь он мертв. Господи, мой друг детства – мертв… Я скажу вам. Его фамилия по отцу – Бурбон. Если вы понимаете, что это значит.

– О мой бог и все его ангелы… Бурбон?!

– Именно. Если бы Франция когда-нибудь вновь стала королевством, он бы был единственным, кто мог бы претендовать на трон по праву рождения. Но пока что мы живем в республике, а Натаниэль мертв – о чем теперь говорить?

– Отвечу как солдат: мертвые похоронены, память о них жива, но выжившим нужна работа. Это цинично, но… Это жизнь, профессор.

– Да, вы правы. Сейчас я расскажу вам, в чем дело.

Рассказ профессора открыл для Жан-Клода многое, о чем он раньше и вовсе не задумывался. Почему расформировали Иностранный Легион? Почему все государства сокращали свои регулярные наземные армии? А потому, что "где-то наверху" было принято кому-то очевидно выгодное решение полностью отказаться от "насильственного пути" общения с ксенорасами. Изучать, "положительно реморализовывать" при необходимости, но ни в коем случае не воевать. "Ксенорасы", подобными искусственными ограничениями отнюдь не обремененные, естественно начали попросту вырезать эмиссаров, дипломатов и прочих исследователей. Потому что если ты не хищник – ты добыча, и решение парламента твоей страны совершенно неспособно повлиять на базовые законы биологии. Ксенологический Институт Франции за полтора года потерял восемнадцать "полевых исследователей", из них добрый десяток – на Фриде. По сути, именно с нее не вернулся вообще никто. А если учесть, что всего этих ребят в Институте было двадцать, и оставшиеся двое были готовы пусть даже и к увольнению, лишь бы не ехать на верную смерть…

– Вот такие дела, капитан, – сказал профессор – Мы хотим отправить туда, на Фриду, кого-то типа вас. И нам наплевать, что вы не ученый. Важно то, что у вас есть шанс вернуться и принести хоть какую-то информацию. Наши специалисты этой самой информации соберут в разы больше – но что толку, если она гарантированно погибнет вместе с ними?!

Жан-Клод согласился, решив, что там, где поубивали явных "ботаников" он, с его подготовкой, имеет хорошие шансы на выживание.

Ошибся, стало быть.

И теперь Жан-Клод Дюпон бежал. Как не бегал, наверно, никто до него. Сколько их было? Не меньше полусотни, как он мог слышать. А может быть и больше. И было совершенно очевидно, что он не "нарушил табу" или "нанес оскорбление" – на эту тему наработки были и инструктаж он получил неплохой. Он просто был представителем народа, расы, которая уже успела "позиционировать" себя как "добычу". И несмотря на его звездолет, рэйлган и целую Земную Конфедерацию за спиной, здесь и сейчас он был – один. А их – пятьдесят или больше. И они хотели его убить. Не "для чего-нибудь". Просто чтобы доказать самим себе, что они – хозяева своей планеты. Особенно цинично это выглядело потому, что как только кто-нибудь "менее высокоморальный", чем французы – аргентинцы, китайцы, те же русские – пришлют сюда хоть один устаревший крейсер, пара крупнейших поселений этих дикарей превратятся в озера расплавленного песка, а остальные, как по мановению волшебной палочки, моментально поймут все прелести земного "прогрессорства" и "положительной реморализации". И, строго по классике, "девственница на осле, груженом золотом, сможет проехать эту страну из конца в конец, в полной безопасности" – классика, как всегда, права на все сто, просто не упоминает, что в комплект к указанной девственнице необходим еще крейсер со средствами орбитальной бомбардировки.

А вот сколь угодно подготовленного парня со сколь угодно роскошным рэйлганом – недостаточно.

И Жан-Клод Дюпон бежал.

Когда он вывалился, иначе не скажешь, на очередную поляну, он не сразу не поверил своим глазам. Попросту вначале он и вовсе ничего не видел. Но когда увидел… Возле поваленного бурей дерева из камней было сложено кострище, где трепетал веселый огонек. Над огоньком висел небольшой закопченный котел, а на поваленном дереве сидел… Ну вот просто какой-то мужик. Одет он был, как… Вот вы знаете, как одеваются "трек-туристы", отправляющиеся в поход в предгорья Непала, Алтая или Альп? Вот как-то так. И на Земле он бы выглядел совершенно естественно. Как и на Кассилии или, скажем, Дархане. Но на Фриде?! Когда по проклятущим джунглям бежит собственно Жан-Клод, а за ним, топоча как слоны и ничуть не скрываясь, полсотни преследователей?!

– Ебать. – сказал Жан-Клод, – Чувак, ты вообще кто?