Эскадра его высочества

— Альфред, поймите, крови не будет! До боя дело просто не дойдет. В любом месте, куда захочет отправиться Мак-Магон, мы можем собрать такие силы, что адмиралу ничего не останется кроме капитуляции. На самых почетных условиях, разумеется. В результате удастся избежать бесполезных жертв. Это ли не достойная задача, дорогой барон? Вы ведь пацифист, насколько мне известно.

Обенаус кивнул.

— Да, я противник войн. Все споры можно и нужно решать путем переговоров. Только для этого требуется обоюдное желание.

На лице Гийо проступил слабый румянец.

— Вот и давайте же, давайте! Судьба предоставляет нам уникальный шанс!

— Но я действительно не знаю планов адмирала Мак-Магона, дорогой Пакситакис…

И тут померанский посол выбросил наживку.

— …а мои личные догадки вряд ли кому-либо интересны.

В ответ проконшесс вывалил целую корзину.

— Ошибаетесь, очень даже ошибаетесь, дорогой мой Альфред. Ваши догадки настолько интересны, что вполне могут быть оценены графским титулом, как мне кажется.

Тут проконшесс заметил на лице собеседника невольную гримасу и поспешил исправиться:

— Впрочем, зная вашу исключительную щепетильность, я буду просить обрата эпикифора так не поступать. В самом деле, род Обенаусов испокон веков живет в Поммерне, именно ему и должен служить в будущем. Но вот в каком качестве? Я убежден, что вы, дорогой Альфред, как нельзя лучше подходите для роли канцлера. И это вполне возможно! Когда Поммерн и Покаяна заключат союз, мнение люминесценция ордена Сострадариев станет весьма и весьма весомым, не так ли?

* * *

Часы наконец пробили девять.

Обенаус почувствовал усталость. Нет, он был более высокого мнения об искусстве одного из лучших дипломатов Пресветлой. Оставалось окончательно сорвать с него маску. Гийо выболтал вполне достаточно. Для одной беседы — даже более чем достаточно.

— Нет, такое предложение я принять не могу.

— Почему? — искренне удивился проконшесс.

— Дорогой Пакситакис, — с почти искренним сочувствием сказал Обенаус (выкладывался же человек изо всех сил!), — право, мне жаль, что вы понапрасну потратили на меня столько времени. Вы очень старались…

Гийо нетерпеливо его прервал.

— Но почему, почему вы отказываетесь?

— Да по многим причинам. Например, потому, что взятки брать нехорошо. В любой форме.

— Взятки? Какие взятки? Люминесценций не дает взяток! Он награждает.

— Ну, вот в этом наши мнения и расходятся, — мирно сказал Обенаус, поднимаясь из кресла. — Благодарю за очень полезную беседу. Был рад вас видеть, ваше просветление.

Проконшесс вспыхнул. Легкий румянец на его щеках превратился в крупные красные пятна.

— Жаль, — сказал он, дергая за шнурок. — Невероятно жаль. Видит Пресветлый, я действительно старался.

— Да, безусловно.

— Старался не доводить дела до крайности! Но во имя Пресветлого я обязан довести дело до конца.

— Крайности? Какие крайности? О чем вы, святой отец? — с недоумением спросил Обенаус.

— О том, что вы не уйдете, пока не ответите на некоторые вопросы. Я был с вами откровенен, дорогой Альфред, очень откровенен. Теперь — ваша очередь!

Гийо позвонил, и в дверях появилась очень хорошая охрана проконшесса.

— Ну вот, — огорченно сказал Обенаус. — И охота вам портить вечер, Пакситакис? Так хорошо посидели…

Гийо молча махнул рукой и бубудуски вошли в кабинет.

Обенаус спокойно извлек шпагу. В другую руку он взял каминные щипцы.

Гийо наблюдал за ним с ироническим любопытством.

— Не смешите, — фыркнул он.

Тем не менее благоразумно спрятался за спины своих монахов с военной выправкой. Уже оттуда добавил:

— Учтите, Великий Муром гуляет. До завтра никто вас разыскивать не будет. Когда же нас спросят, мы ответим, что никакого барона Обенауса в глаза не видели. И совершенно неважно, поверит ли этому посадник. Обыск посольства Пресветлой Покаяны немыслим. Дорогой Альфред, вы проявили большую опрометчивость, явившись сюда. Сюда нужно либо не приходить, либо быть более сговорчивым. Добрый совет: не стоит переоценивать своих возможностей. Поверьте, есть боль, которую человеческий организм вынести не может.

— Боль? О! А ведь орден Сострадариев осуждает пытки. Разве не так?

— Речь идет не о пытках, а всего лишь о наказании, сын мой.

— Разве имеет право посол Покаяны наказывать посла Поммерна?

Гийо презрительно рассмеялся.

— Право? Жалкие уловки! Пытаетесь выиграть время, заговаривая мне зубы?

— Я пытаюсь уберечь вас от греха, святой отец, — серьезно сказал Обенаус. — Быть может, даже спасаю вашу душу. Дорогой Пакситакис, душа-то у вас только одна, в отличие от лиц.

— Вас беспокоит моя душа? Я тронут.

— Представьте себе, беспокоит. Кто знает, вдруг ваш Корзин в чем-то прав? Ну, например в том, что тот свет в какой-то форме существует. А вместе с ним и какая-то форма ответственности за все, что мы творим на этом свете.

Гийо вяло хлопнул ладонями.

— Это был хороший ход, дорогой Альфред. Но бесполезный. Да, один посол не вправе наказывать другого. Но проконшесс истинного учения полномочен воспитывать заблудших любого ранга. Для Ордена — вы всего лишь один из померанских окайников. Только и всего.