Эскадрилья всемирной коммуны

Голос благоразумия поднимался в эти годы созидания крепости контр-революции со страниц московской прессы, но его не услышали: столицей мира стал Лондон, а там слушали только бодрый гул молотков переходного к социализму периода.

Осиное гнездо

Стоит ли говорить, что ни одного русского не было на Мадагаскаре. Так называемые нэпманы не проявили никакой резвости в преодолении строгих границ первой Советской Республики. Эмиграция Курфюрстендамма, Константинополя и Белграда ринулась в Россию при первом взрыве войны, а во время итальянского восстания последний граф Бобринский умер от разрыва сердца в Ницце.

Эпидемия самоубийств среди тех, кого печальная известность лишала права убежища в революционных странах, докончила жалкие остатки старых врагов российского пролетариата.

Мадагаскар жил как осиное гнездо, наполненное выдержанной злобой и совершенно изолированное от мира. Радио-связь с Европой была запрещена, постройка радиостанций дозволялась только до пределов очень ограниченной мощности, превышение ее каралось по статье 874 Уголовного Кодекса, как государственная измена.

Фохт, Муссолини, Артур Рокфеллер-младший — вожаки общественного мнения, тянули пресловутую «пропаганду выжидания» в надежде, что чудовище революции сожрет самое себя. Помочь этому они не могли: ни блокада, ни интервенция не предвиделись в будущем. Пример же русской эмиграции не научил ничему.

Однако, смешно было бы думать, что из девяти тысяч мировых капиталистов на Мадагаскаре большинство было тупицами, бездарностями и невеждами.

Техника и промышленность, основанные на системе поистине изумительной эксплуатации туземцев, доказывали как раз обратное. Сильнейшие выжили.

Слабейшие, в первую очередь сантиментальные дурачки и дурочки, поторговав пирожками, рисом, собственным телом и лохмотьями, вымирали от тропических болезней и сифилиса. На медленное угасание очага реакций рассчитывал и красный Лондон и… ошибся.

Одна только отрасль индустрии, войны и обороны не процветала на Мадагаскаре: постройка воздухоплавательных аппаратов. Фельдмаршал Фохт произнес на заседании Совета Девяти 14-го января 1941 г. следующее:

— Я настаиваю на категорическом воспрещении аэропланостроения; слишком частые случаи бегства из нашей крепости культуры в разнузданный мир революции и мятежа заставляют меня требовать этого от правительства. Мое военное ведомство, держащее в повиновении 12.000 ветеранов гражданской войны, все туземные батальоны и 50.000 рабочих Военного Завода присоединяются ко мне.

Последняя фраза превратила речь Фохта во внушительное приказание.

Действительно, стоило даже офицеру-пилоту подняться на воздух, как он чувствовал, что вариться в бульоне ненависти внизу он не может, и он держал курс на север к туманной Африке, откуда до крамольной и милостивой Европы так близко…

— Революционная стихия — это воздух, — сказал как-то Муссолини в интимном кружке баронессы Гиршман.

Это повторялось как откровение во всех светских гостиных.

Фельдмаршал наградил целым состоянием инженера Битерфорда, который изобрел полуторатонные воздушные мины из сильнейшего, им уже усовершенствованного пикринола. Эти мины, разрывавшиеся на высоте до восьми и даже десяти километров, создавали целую систему воздушных почти цилиндрических ям и ураганных течений, а также явления воздушной детонации, в которых погибло несколько дезертиров Мадагаскара, пытавшихся скрыться в красную Африку.

Лаборант профессора теле-механики Канэ, — Раймонд Пуассон, усовершенствовал посылку без проводов сильных волн электрической энергии. Эти волны, при соприкосновении с дюр-алюминием, из которого строились все воздухоплавательные аппараты, давали сильную искру, очень опасную, как для самого аппарата и мотора, а, главным образом, для взрывчатых веществ, хранившихся на воздушных кораблях.

Мадагаскар казался неприступным.

Нужно сказать, что в специальных кругах Лондона и Гринвича (Центральный Британский аэродром) все это стало известным от воздушных перебежчиков. И в вольной лаборатории русского красвоенлета Алексея Уралова шла интенсивная работа по обеспечению и обезопасению аэропланов от волн Пуассона и по усовершенствованию стабилизаторов, дающих максимальную устойчивость самолету.

Кое-кто из членов Совнаркома Всемирной Коммуны тоже стал задумываться над участью Мадагаскара и его населения. Это возникло не без напоминаний Уралова, которому, как председателю Е. В. К. (Европейский Воздухоплавательный Комитет), часто приходилось бывать на заседаниях Правительства и разных высокоавторитетных комиссий.

Алексей Степанович Уралов был участником гражданской войны в России. В 1926 году он окончил Академию Воздушного Флота имени Н. Е. Жуковского.

В 1929 году вышла его знаменитая книга — «Стратегия и тактические особенности воздушного боя», сразу поставившая имя нашего летчика на ряду с именами Клаузевица и Бернгарди. Книга была переведена на все языки и сделалась настольной у всякого генштабиста и военного летчика.