Эсхато. Бешеные

– Я был мертв целых три минуты, дорогая, и знаешь, что я видел? Не ангелов в белых халатах, не гребанных фанфар и «труб громогласных», а обычную, существующую, реальную тьму.

В тот день, по всей видимости, Бог допустил серьезную ошибку, превратив умеренного атеиста в агрессивного, что конечно же привело в ярость Екатерину, которая была в шаге на выставление своей подписи в бумагах о разводе. Тогда Стасу было двенадцать. И да, он все еще продолжал покорно ходить с матерью в церковь в воскресенье, каждую неделю, каждый месяц. Все это длилось до тринадцати лет, когда Стас посетил храм божий последний раз.

Отец был единственным кормильцем в семье до получения своего увечья, и один из немногих в городе, чей доход был, скажем так, выше среднего и ближе к высокому, в связи с чем удавалось откладывать на «черный день» немалую часть месячной прибыли. Занимался он частным бизнесом по всей стране, продавая одежду, аксессуары и прочую мишуру с инициалами или изображениями супергероев комиксов, героев фильмов, видеоигр и всех нынешних вымышленных кумиров молодежи. Печаталось все здесь же, в Кострове, в маленьком арендованном для этого помещении, где у него под руководством было человек двадцать. Удивительно, но сайт с каталогом одежды где изображен «Человек-Сверхъестественное» или же «Женщина-Загадка» привлек огромное число покупателей, и партия в тысячу товаров разлетелась в первые три дня. Это был успех. Затем расширения каталога, большая прибыль, большие возможности для расширения и торговая сеть, у которой появилось название «ФарСтор», уже продавала одежду по всей стране и имела двадцать три точки самовывоза в разных городах. За каких-то полтора года это был явный успех.

Разумеется, мать Стаса была против такого заработка, поскольку считала это «грехом», однако охотно пользовалась этими деньгами.

В тот день, когда Николай достиг почти «дна бутылки», и башенка денег, отложенных на тот же «черный день» превратилась в десяток бумажек, из-за довольно дорогой выпивки, Стас решил действовать. Он сел прямо напротив отца, в воскресенье утром, за десять минут до того, как нужно было идти в церковь, и предложил ему сыграть в нарды. Разумеется это было предлогом поговорить, и когда они начали открывать доску, в комнату зашла мать.

– Стас, одевайся, нам нужно выходить.

Стас поджал губы, он боялся сказать то, что у него вертелось на губах всю ночь и все нынешнее утро. Однако он собрался духом и все же произнес.

– Я не пойду, мам.

Екатерина застыла в дверях на полу развороте в коридор. Она медленно повернулась к сыну и смотрела исключительно на него, словно бы и не замечая рядом сидящего мужа.

– Что ты сказал? – отчетливо произнесла мать.

– Я не пойду в церковь, мам. Я хочу побыть с папой.

Отец наблюдал за тем, как сын и его жена глядели друг другу в глаза, не говоря ни слова на протяжении нескольких секунд. По всей видимости каждый из них не мог поверить в то, что говорит. Екатерина не привыкла слышать отказа в ее сторону от собственного сына.

– Стас, мы можем поиграть, когда ты придешь, – сказал Николай.

– Нет, я хочу это сделать сейчас, в эту самую минуту. И вообще я не хочу больше ходить в церковь.

Мать так и ахнула, когда ее сын произнес такие слова. Ее сумочка, что висела на ее руке, почти упала на пол, но она успела среагировать и поймать ее. Приложив ладонь с белой перчаткой к открытому рту, она сказала.

– Как ты смеешь говорить так…

– Кать не стоит сейчас… – начал было Николай.

– Это тебе не стоит вмешиваться в наш разговор. Твой сын, по всей видимости, набрался дури, просматривая этот телевизор. Я знала, что рано или поздно всем этим закончится, знала, что это будешь либо ты, либо этот телевизор.

– Мама! – громко крикнул Стас, прерывая размышления матери. – Дело не в телике, и не в чем-либо в другом. Дело в том, что все свое свободное время я уделяю только тебе, и твоим приказам, и просьбам. С понедельника по субботу я в школе, после школы я иду в кружок и занимаюсь там до самого позднего вечера, потому что ты мне так велела, а мне он совсем не нравится. И единственный свой ЦЕЛЫЙ свободный день, я тоже вынужден посвящать тебе хождению в церковь. Я не хочу этого, я хочу побыть с папой!

Сказать, что Екатерина Фаррум была в шоке, это ничего не сказать. Она по-прежнему держала ладонь с белой перчаткой у рта. Слезы скатывались по ее щекам.

– Твой отец истратил все наши деньги на выпивку, он…

– Разумеется истратил, потому что мы оставили его одного. Он каждый день сидит здесь в одиночестве и ему ничего не остается делать, кроме как пить. – Стас повернулся к отцу. – Ведь я прав, пап? Прав?

Николай словно бы подбирал слова, но они так и не вышли из его рта.

– Раз так, – сказала Екатерина, спрятав платок обратно в сумку, которым вытирала слезы, – я не буду возражать, оставайся со своим отцом хоть до посинения, но посмотри, что стало с ним, и призадумайся.

Она вышла из квартиры, громко хлопнув дверью.

– Зачем же ты так, Стас, – сказал отец. – Ты же знаешь, как она гордилась перед своими подружками тем, какой ты у нее целомудренный и правильный.