Эсхатологический оптимизм. Философские размышления

При этом интересно, что Токвиль оговаривается: несмотря на необходимое равенство, может возникнуть такая опасность, как тирания большинства. Это культ материального преуспевания, рост изоляции и отчуждения индивидуума, а также упадок искусств. Причем Токвиль уточняет, что при аристократических режимах отдельные моменты, например, искусство, все-таки могут быть лучше, чем при демократических. Токвиль по Луи Дюмону — это представитель переходной фазы, которая ломает сословную систему, но еще сомневается, нужно ли ломать окончательно.

Левые против иерархий

Теперь перескочим через века. В ХХ веке нигилизм побеждает фундаментально: человек стоит посреди руин обрушившегося здания иерархии с выражением отчаяния на лице. Для него больше нет авторитета, он ни холоден, ни горяч, он брошен судьбою в безжизненном мире, у него нет Бога. «Бог умер, вы убили его. Вы и я», — говорит безумец у Ницше, явно цитируя Псалтырь: «Рече безумен в сердцы своем: несть Бог»[107]. Этот человек больше не стремится ни к чему. У него больше нет ориентиров. Все разрушено, власть захватывает пятое сословие — тех самых носителей чистого тамаса, которые стоят в самом низу иерархии бытия. Самые низшие сословия начинают восстание. По Луи Дюмону и либерализм, и коммунизм представляют собой власть именно таких низших элементов — восстание черного начала, материального, упаднического, ничтожного, считающего высшим благом экономику, прибыль.

Луи Дюмон говорит, и это повторяют «новые правые», что в коммунизме и либерализме главная ошибка — это ставка на экономику, убеждение, что экономика предопределяет все. Это характеристика мышления именно низших сословий: буржуазии, пролетариата и чандал. Юлиус Эвола в работе о революции и современности говорит о революции пятого сословия, то есть о времени чандал. «Пришествие пятого сословия» называется его текст, в котором он констатирует полное и окончательное переворачивание иерархий в эпоху нигилизма.

Модерн, либерализм и коммунизм провозглашают всеобщее равенство. В троцкизме это проявляется в бо´льшей степени. В нашей модели, которая осуществилась в России, все переросло в фантасмагорическую структуру воспроизведения новой иерархии. Нам не удалось построить равенство. У нас социализм, по выражению Бердяева, стал некоторой формой религиозного сознания, новой религиозностью. Так же у нас был Император, пусть и замещенный. Были и определенные культы. Некоторая иерархия сохранилась во всем, кроме денег, но в сакральной иерархии неравенство материальное вообще никакой роли не играет, так как богатство ничего не говорит о сущности человека и является критерием только для низших каст — от вайшьев и ниже.

При этом западная модель революции, например, Революция 1968 года во Франции, уже открыто отрицает структуры, иерархию, патриархат. Провозглашается новая жизнь, отрицается иерархизация женского и мужского, появляются антипатриархальные движения, развивается феминизм второй волны. Тогда же на Западе начинается полноценное и масштабное восстание против иерархии и попытка все уравнять. Сам человек объявляется левыми «слишком иерархичным» — слишком жестоким, слишком тоталитарным, слишком большим. У него есть голова, грудная клетка, ноги — это недопустимо. Он движется вертикально — это заносчиво. Он иерархичен в своем сознании, и даже в своем телесном организме.

От человека — к плесени