Эсхатология, милленаризм, адвентизм: история и современность

С еще большим рвением этот «трансцендентальный подход» применялся, когда речь заходила об адвентизме. Последний, как уже говорилось выше, вызывал у православных миссионеров особые опасения своей организованностью, разработанностью догматики, нравственной программы, которые отличали его от всех других неправославных религиозных течений в России на рубеже XIX – XX веков. В связи с этим среди православных сектоведов выделяются специалисты именно по адвентизму, во главе которых по плодовитости находился, бесспорно, священник-миссионер Херсонской епархии М. Кальнев. Пристальное внимание М. Кальнева к адвентизму объясняется, очевидно, тем фактом, что позиции адвентизма в России сильны были, прежде всего, на юге империи. О своем опыте борьбы с адвентизмом этот миссионер рассказал в своей статье «Адвентизм и иоаннитство пред судом миссионерской критики», опубликованной в журнале «Миссионерское обозрение» в 1910 г. под рубрикой «В помощь практикующему миссионеру»25. По месту служения М. Кальнев организовал выпуск специальной книжной серии «Противосектантские издания Херсонского Епархиального миссионера М. А. Кальнева», большая часть которых посвящена была опять-таки адвентизму.26

В своих работах М. А. Кальнев и его коллеги по изучению адвентизма ни в коей мере не стремились получить новое знание об этом стремительно набирающем популярность в России на рубеже веков религиозном течении; не были заинтересованы они и в анализе его подлинной специфики. Свою задачу они видят исключительно в его «обличении», т. е. в доказательстве его заведомой ложности. Поэтому они подходили к адвентизму не с позиций объективного исследования социально-экономических и историко-культурных предпосылок его популярности среди части населения России в указанный период, а с позиций «трансцендентальных», «догматических». Они не рассматривали появление адвентизма в России как результат определенных процессов в социальной, экономической, культурной, религиозной, наконец, жизни народа, а стремились лишь доказать его ложный характер с точки зрения православной ортодоксии, представляя его исключительно как продукт отклонения от истинно церковного учения. Им не в коем случае не был интересен адвентизм как таковой; их внимание ориентировано лишь на том, в чем это учение противоречит церковному учению.27

Такой подход, впрочем, был характерен не только для тех миссионеров, которые специализировались исключительно на «исследовании» адвентизма, но для всех православных сектоведов вообще. Они категорически отказываются исследовать подлинное место сект в жизни российского общества на рубеже веков. Другого, впрочем, ожидать от них и нельзя было, ибо признание того, что у русского сектантства имеются социально-экономические и историко-культурные предпосылки, что сектантство возникает как удовлетворение каких-то реальных потребностей общества означало бы одновременно и признание закономерности того, что православие перестало удовлетворять эти потребности, что сектантство, наконец, — это не обидная случайность, а закономерный этап в развитии религиозной жизни России.