Эскизы на фоне миражей. Писательские размышления об известном, малоизвестном и совсем неизвестном

В отличие от Жукова, Каганович никогда не комплексовал от унижений. Правда, многие из них исходили от Сталина, а потом от Хрущёва, первых лиц государства. Увы, такое терпят многие, даже за честь почитают. Маршал Блюхер, когда его расстреливали от имени Сталина, перед дулом кричал: «Да здравствует Сталин!» Ужас какой-то!..

По ночам у себя на квартире, что на восьмом этаже Фрунзенской набережной, под матерчатым, ещё «кремлёвским» абажуром, старый (83 года), больной, плохо видящий, Лазарь Каганович почти на ощупь водит пером по бумаге, положенной на разлинованный жирными полосками листок:

«Уважаемый Леонид Ильич! Я вновь вынужден беспокоить Вас по тяжкому для меня делу – вопросу о восстановлении меня в правах члена партии.

Я написал обращение в Президиум XXV съезда КПСС и посылаю его Вам в надежде, что Вы не просто передадите его, а по существу поможете положительному решению… Мне тяжко жить на склоне лет вне партии, которой я отдал свою жизнь, и я очень прошу Вашей помощи… С товарищеским приветом, Л.М. Каганович, г. Москва, 19 февраля 1976 г.».

Опираясь на трость, большой, грузный, некогда всесильный Лазарь, именем которого даже назывался Московский метрополитен, ковыляет на почту, где его знают, но относятся плохо – надоел! Глядя на адресат, кочевряжатся, пытаются отговорить, требуют заполнить какие-то бумажки, а он, как назло, очки забыл. Просит у посетителей, наконец, какая-то сердобольная старушенция суетливо достаёт свои, захватанные пальцами, перевязанные суровой ниткой.

Несмотря на унижения, пишет, пишет и пишет, старательно складывая рукописные копии в архив. «Старый кадровик» (как себя часто называет) бережно хранит все бумажки, авось пригодятся. Зря! Никто ему не отвечает, ни «уважаемый Леонид Ильич», которому старик даже осмелился напомнить о совместном участии в боевых действиях под Новороссийском («…Я с удовлетворением вспоминаю нашу работу по организации десанта на Малую Землю и Ваше письмо ко мне с Малой Земли», – и так далее), ни Андропов, ни тем более Черненко, я уже не говорю о Горбачёве.

Только Всевышний, видать, пожалел старика, наградив долгой жизнью. В конце концов, пережил их всех, «стойких ленинцев» (Горбачёв не в счёт, потому как не стойкий и вообще, как потом выяснилось, «казачок засланный»). Пережил генсеков, от Сталина до Черненко включительно. Так 25 июля 1991 года беспартийным и помер, полтора года не дотянув до ста лет. Одна радость – вместе с той самой партией, которой служил с исступлением сторожевого пса, месяца не дотянув до её массовой кончины…

Инициативный вы наш!

Среди героев юбилейного 1965 года значился человек, фамилию которого, говорят, Брежнев внёс в список лично. Это был Павел Батицкий, почти земляк генерального (тоже с Украины, из Харькова). Как и Брежнев, трудовую жизнь начинал «фабзайцем», то есть с фабрично-заводского училища.

Огромного роста и довольно устрашающей внешности (брови – Брежнев позавидует), Батицкий попал в армию в четырнадцать лет, был зачислен воспитанником в Харьковскую военно-подготовительную школу (что-то вроде прообраза суворовского училища). По жизни их пути ни до войны, ни во время войны не пересекались. Подполковник Батицкий вступил в бой в первый день, будучи начальником штаба моторизованной дивизии в Прибалтийском особом военном округе, а закончил войну в Праге, командиром стрелкового корпуса, в тридцать три года став генерал-майором. Стал бы и Героем Советского Союза, да отбрил однажды по рации высокопоставленного политработника, причём, в основном, с употреблением слов полового значения. Тот обиделся и не поленился – смотался на «Виллисе» в штаб армии и лично порвал представление, уже готовое идти наверх.

Позже маршал Бирюзов подтвердил в служебной аттестации, что генерал Батицкий – «командир волевой, инициативный, настойчивый, но иногда проявляет высокомерие, горячность и недостаточно выдержан в обращении с подчинёнными». Как видите, и не только с подчинёнными, злоупотребляя теми же определениями, что стоили ему Золотой Звезды.

И ещё ходила за Павлом Фёдоровичем одна не всеми однозначно оценённая молва, что именно он расстрелял Лаврентия Берию. А поскольку «решительный и инициативный», то сам предложил себя на роль палача, когда полковники из конвоя решительно отказались от этой «чести». Прокурор Роман Руденко аж подрастерялся:

– А кто же?..

Тогда из тени подземелья вышел Пал Фёдорович, находившийся там в роли начальника охраны. Огромный, как буреломный медведь, сиплым голосом пробасил: