Эскорт для чудовища

Майя встречает меня радостно, бросившись на шею. Я помогаю ей переодеться и собрать игрушки, которые ей дарил Кирилл, и, взяв малышку за ручку, вывожу из больничной палаты. Наконец-то этот день наступил! Ее теплая ручка, которую я держу, греет меня до самого сердца.

— А баба где? Когда баба придет? — настойчиво повторяет она, дергая меня за руку.

Помнит… конечно же. Ей уже не годик, чтобы быстро и просто забыть человека.

— Милая, — я останавливаюсь, чувствуя, что малышке надо что-то сказать, а не бесконечно скрывать, и сажусь перед ней на коленки, — баба не сможет больше прийти. Она сейчас в другом мире.

Майя растерянно моргает, взмахнув своими длинными ресничками.

— Я что, больше не увижу ее?

— Позже, Майя… — я вздыхаю, — когда ты станешь совсем старенькой и дряхлой. Тогда, конечно, мы обязательно все встретимся снова.

Племянница кивает, словно что-то поняв для себя. Я мысленно желаю, чтобы она обязательно дожила до глубокой старости. Счастливой, любимой девочкой. Чтобы больше ей не пришлось столкнуться с потерями в таком раннем возрасте.

— Старенькой, как ты? — внезапно перебивает мои мысли вопрос, заданный невинным голоском, а у меня дергается глаз.

— Я не старенькая, малыш. Я взрослая.

— А, понятно. Надо быть еще взрослей? Как дядя врач?

Я вспоминаю седого дядьку, с которым я говорила о самочувствии малышки и пожимаю плечом. Будем надеяться, что не настолько рано они с бабушкой всретятся.

Мы покидаем больницу. Спускаясь по ступенькам, я вижу Кирилла, который ждет нас, стоя у машины. Сердце начинает стучать быстрее. Как они встретят друг друга? Лишь бы хорошо…

— Нам туда, малыш, — показываю я на Смоленского, а Майя хмурится.

— Это кто? Другой дядя-врач?

— Нет. Это твой папа.

— Какой такой папа?

У меня вырывается протяжный вздох. Не знаю я, как объяснить ребенку, росшему без отца, что и у нее есть папа. Она видела отцов у других детей, но даже, похоже, не представляет, каково это.

— Нет, пойдем домой! — внезапно произносит капризно Майя, когда мы приближаемся, — я не хочу папу! Не надо папу!

— Майя! — издав мучительный стон, восклицаю я. Так и знала. Вот так и знала, что не может быть все гладко. Лишь бы Кирилл не обиделся и не расстроился. Черт! Ладно, он вроде взрослый и адекватный, должен понять. Должен же?

— Привет, мелкая, — произносит со смешком Кирилл. До этого он стоял, скрестив на груди руки, теперь же наклоняется к надувшей губки Майе и протягивает ей руку ладонью вверх, — познакомимся?

— Нет.

Я чувствую, что вот-вот заплачу. Как их… свести? А?

— Нет? Если не хочешь — я не будут твоим папой. Будем просто друзьями.

— Ну-у-у… — тянет малышка, а потом машет ручкой, — тогда хорошо. Как тебя зовут?

— Кирилл.

— А я Майя. Это твоя машина? Можно посмотреть?

— Можно, — хмыкает Смоленский, пока я грустно смотрю на них. Ладно, знакомство состоялось, наконец. Но это «не хочу папу…» — мы там тебе купили подарок на выписку. Посмотришь?

— Ага-а-а, — тянет Майя, залезая внутрь машины, а Кирилл оставляет дверь открытой, придерживая ее и переводит на меня взгляд.

— Саш?

— Извини, — вздыхаю я, — она просто не привыкла. Она обязательно однажды назовет тебя папой, и…

— Она ребенок. Все в порядке. Она не видела меня до трех лет и я для нее — посторонний человек.

Я замолкаю, глядя на него. В принципе, Кирилл, как никто другой должен понимать чувства малышки. Когда-то он тоже был на месте ребенка, которому пришлось принять, как отца, незнакомого дядю. Не знаю, правда, кому из них это сложнее: ему, выросшему в страхе перед своим настоящим отцом, и узнавшему о нормальной жизни только с отчимом, или Майе, чья жизнь была наполнена любовью, а теперь в нее ворвется незнакомый для нее человек.

— Са-ша, — выдает Майя, высовываясь из машины, и обнимая большую коробку с Плей-До— мы домой?

— Мы… в другой дом, — выдавливаю я, а она снова куксится.

— Нет, домой! Не в другой, в наш!

— Эй, — окликает ее Кирилл, и девочка хмуро смотрит на него, — в том доме, куда ты едешь, тебя ждут еще сюрпризы.

— Ну тогда ладно, — легко соглашается Майя, уползая обратно в машину, — поехали.

Я тяжело вздыхаю.

— По-моему, ты ее избалуешь. Ты уже надарил ей столько всего, сколько мы раньше покупали за полгода.

— Ничего. Мы можем завести еще детей, чтобы они дрались за игрушки.

Я обмираю после его слов. Черт, Смоленский! Дети… Завести еще детей… Он мечтает об этом? Иначе бы он такое не сказал. Даже в шутку, потому что в каждой шутке есть доля правды. Я прикрываю устало глаза.

— Саша?

— Мне надо тебе кое-что сказать, Кир… — произношу я, понимая, что лучше сделать это сейчас.

Пока все не зашло слишком далеко. Пока мы можем расстаться друзьями, без боли. Нет, боль, конечно, будет. Но не такая сильная, если бы мы прожили вместе много лет.

— Меня всегда настораживает, когда вместо того, чтобы просто сказать, человек предупреждает об этом, — слышу я смешок, — прекрати переживать, что бы там ни было, и говори.