— Именно так, — подтвердил он. — Хотя твоя мать не вернулась сегодня. Это к лучшему.
— Я знаю.
Все-таки я не могла избавиться от ощущения, что она не закончила с нами. Моя мать была безжалостна. Таким способом она слишком долго жила за чужой счет. И меня это беспокоило.
Он обнял меня за плечи и притянул к себе.
— Нам надо пережить эти двадцать четыре часа, затем мы садимся на самолет, и убираемся из страны. Все будет хорошо.
— Ладно, — сказала я, всей душой желая верить в это.
Было столько всего, во что прямо сейчас мне хотелось верить.
На следующее утро я проснулась раньше Джеймса. Его широкая грудь опускалась и поднималась во сне. Я просто лежала и наблюдала за ним. Внутри меня бушевало столько эмоций, что трудно было себе представить. Но в одном я была уверена точно.
Я любила его и должна была сделать так, чтобы все сложилось для него правильно.
Я встала и направилась на кухню. Мне нужно было начать мыслить трезво. Сегодня был день свадьбы, и я должна была играть на ней роль любящей подруги. Это было слишком просто и легко, потому что мне даже не приходилось играть.
Проблема была лишь во всем остальном.
Моя мать хотела шантажировать Джеймса и его семью тем фактом, что я была эскортом. Лично Джеймса не слишком беспокоило, что напишет о нем желтая пресса, так как он был холостым миллиардером, и мог позволить себе делать все, что ему нравится. Во всяком случае, общественное мнение, вероятно, немного значило для него. Но вот его семья, его мать — это совершенно другая история. Связь одного из членов правильной семьи с проституткой могла бы испортить безупречную репутацию Престонов в городе.
Селия никогда не простит мне этого. Хуже того, она никогда не простит Джеймса.
Так что моя мать была угрозой и проблемой, такой же, как и Селия Престон, которая хотела, чтобы я исчезла из жизни Джеймса после следующей недели. Она предложила заплатить мне, чтобы я ушла. Она дала совершенно ясно понять, что я не из круга Престонов, и что моя биография-легенда, которую я использовала для данной работы, хоть и имеет налет респектабельности, но совершенно не подходит для этой семьи.
Если бы она узнала, что я была шлюхой, то могла бы сделать что-то намного более плохое, нежели заставить меня очень сильно плакать, а затем отправить меня далеко и надолго.
То, что она сказала, до сих пор звучит у меня в ушах:
Я едва окончила среднюю школу. У меня мать-алкоголичка и отсутствующий отец. Я жила в квартире в плохой части города, и мне посчастливилось оказаться хотя бы там.
И факт оставался фактом, что я была шлюхой.
Я пила свой кофе, несмотря на то, что он был горьким на вкус, но я все равно заставила себя его выпить. Я была не в состоянии вырастить богатых детей с трастовым фондом за плечами и помочь им в выполнении их обязанностей, которые будут возложены исходя из такого рода ответственности. Я ощущала в душе беспокойство от чрезмерно пушистых полотенец Джеймса, от его превосходной кофемашины, которая была для меня, словно поездка в Диснейленд. У меня не хватало опыта или способностей жить в его мире, или попытаться растить в нем детей.
А теперь ход моих мыслей привел меня к самой большой проблеме. Джеймс был моим
Тот факт, что он позволил мне поиграть вчера со своими волосами и рассказал о своей покойной подруге, не говорил о том, что между нами есть отношения.
Я была в него влюблена.
Для меня это было ясно как день, как то, что солнце встает на востоке. Но я не должна позволять чувствам затмить свой разум. Я должна хоть чуть-чуть защитить себя. В противном случае это принесет слишком много боли. Мне жаль, что я не смогла поставить щит вокруг своего сердца, чтобы он помог защитить меня от уродства и ущербности,… когда все это закончится и все рухнет.
Потому что в этом и заключалась та самая проблема. Джеймс сказал мне, что он позаботится обо мне. Да, это так и было. Он держал меня за руку. Наши занятия любовью были полностью насыщенными. Но откуда я знала, что он ощущал то же, что и я? Просто находясь рядом со мной, он заставлял мое сердце чувствовать себя так, словно еще чуть-чуть и оно разорвется. Когда он был внутри меня, я чувствовала себя, будто сейчас расплачусь, потому что я, наконец-то, ощущала себя цельной.