Эскорт для миллиардера 3

— Я хочу, чтобы ты кое-что знала, мама. Одри вчера рассказала мне о состоявшемся вчера разговоре с тобой по поводу ее брата и того, что ты звонила ее матери. Я хочу, чтобы ты знала, что я сам урегулирую эти вопросы в будущем.

Селия стрельнула глазами в Одри, словно лазерами.

— Мне казалось, что я говорила тебе о том, что этот разговор должен был остаться между нами, дорогая. Я желала бы сказать, что удивлена, но …, — она повернулась ко мне. — Я хочу, чтобы ты знал, я пыталась тебя защитить. От этой девицы и ее лжи. Что еще ты можешь сказать, Джеймс?

Я сжал свой стакан так сильно, что даже удивился, что он сразу не треснул в моей руке.

— Одри также сообщила мне о своем ... подозрении по поводу смерти Даниэль, моей школьной подруги.

Мама внимательно наблюдала за мной. Как всегда, на ее лице не дрогнул ни один мускул.

— Она и мне сообщила об этом, сказав, что считает, будто бы я была вовлечена в это.

— Это то, что она заявила.

Я увидел, что Одри быстро посмотрела на меня в замешательстве. Моя голова пульсировала.

— Ты знаешь, что у меня есть некоторые серьезные разногласия с тобой, мама. Но я не верю, что ты действительно была способна на что-то такое ужасное. И я не верю в это. Поэтому я хочу, чтобы ты знала, Одри и я возвращаемся домой сегодня вечером. И это будет последний раз, когда мы видим друг друга. Я позабочусь о ней и ее семье, и удостоверюсь, что ничего о наших с ней отношениях или ее обвинений по поводу смерти Даниэль никогда не выплывет наружу.

Я сделал глубокий вдох.

— Потому что, хотя я и верю, что она испытывала ко мне чувства, теперь я знаю правду о том, что она всего лишь упакованная как подарок, шлюха-шантажистка, как и ее мать.

— Яблоко от яблони недалеко падает, дорогая, — сказала моя мать, выглядя торжествующей. — Я пыталась сказать тебе это тысячу раз.

Одри не произнесла ни слова, пока мы возвращались на виллу. Я тоже молчал. За нами могли следить и подслушивать, и я не собирался рисковать.

Ее лицо все еще было бледным, когда мы зашли внутрь, а губы сжаты в тонкую линию.

— Я вызову дворецкого, чтобы он пришел и забрал нас, — сказал я. — Собери свои вещи. Собери также и мои, если ты сможешь это вынести.

Она взглянула на меня, и я заметил боль в ее глазах.

— Одри, — начал я. — Давай не будем говорить об этом, пока не выберемся отсюда, и пока этот спектакль еще свеж в уме моей матери. Ты же понимаешь.

— Понимаю что? — резко ответила она, ходя в это время по дому и собирая наши вещи.

— Что я люблю тебя, и что сожалею о тех мерзких вещах, которые я о тебе наговорил.

Я подошел и обнял ее, прижав к своему телу. Она начала извиваться в моих руках, словно пытаясь убежать. Я наклонился и посмотрел на нее.

— Мою мать не обманешь, Одри. Я должен был сделать так, чтобы все выглядело по-настоящему. Она должна была поверить в то, что я порвал с тобой, и ты больше не являешься угрозой для нее. Поэтому если я и сделал тебе больно, то поступил так ради того, чтобы обезопасить тебя. Это единственное, что имеет для меня значение.

Она посмотрела на меня.

— Скажи мне, что ты не подразумевал то, о чем говорил, что в этих словах не было ни капли правды.

— В том, о чем я говорил матери, в действительности не было ни единого слова правды, — сказал я и убрал волосы с ее лба и нежно поцеловал. — Ты знаешь, я бы не сделал этого.

— Все равно обидно. Я почувствовала себя такой разрушенной, когда услышала это, — сказала она.

— А я чувствовал себя разбитым, когда говорил это.

Она сделала шаг назад от меня, когда я отпустил ее.

— Я должен был сделать это, Одри. Мне пришлось взять ситуацию под контроль, так как до этого момента моя мать слишком долго верховодила над всем этим. Мы будем держать и твои и мою мать на коротком поводке, и будем выгуливать их как собак.

— Я надеюсь, что они не развернутся и не укусят нас, — произнесла Одри. — У них достаточно большие клыки.

Я не мог держать ее за руку до тех пор, пока самолет не поднялся в воздух, боясь, что кто-то может увидеть нас. Одри была очень тихой, разглядывая свои ногти, полностью игнорируя меня, и делая вид, что внимательно слушает то, о чем говорит стюардесса по поводу того, как вести себя на борту самолета.

— Сможешь ли ты простить меня? — спросил я. — Я не думал, что мы выберемся оттуда невредимыми, иначе выбрал бы другой способ.

— Я могу простить тебя. Я это уже сделала, — сказала она себе под нос. — Но если ты когда-нибудь еще раз сравнишь меня с моей мамой, то ты можешь распрощаться с этим навсегда.

И она указала рукой на нижнюю часть своего тела.

— Нет, — сказал я. — Я никогда не скажу «до свидания» этому.

Она слегка улыбнулась мне, и я мог бы сказать, что сделала она это с неохотой.

— Ты был таким ужасным, — сказала она.

— Знаю. Я вел себя мерзко.

— Ты думаешь, она поверила? — спросила Одри.