Эскорт для миллиардера - 3

Я увидел, что Одри быстро посмотрела на меня в замешательстве. Моя голова пульсировала.

— Ты знаешь, что у меня есть некоторые серьезные разногласия с тобой, мама. Но я не верю, что ты действительно была способна на что-то такое ужасное. И я не верю в это. Поэтому я хочу, чтобы ты знала, Одри и я возвращаемся домой сегодня вечером. И это будет последний раз, когда мы видим друг друга. Я позабочусь о ней и ее семье, и удостоверюсь, что ничего о наших с ней отношениях или ее обвинений по поводу смерти Даниэль никогда не выплывет наружу.

Я сделал глубокий вдох.

— Потому что, хотя я и верю, что она испытывала ко мне чувства, теперь я знаю правду о том, что она всего лишь упакованная как подарок, шлюха-шантажистка, как и ее мать.

— Яблоко от яблони недалеко падает, дорогая, — сказала моя мать, выглядя торжествующей. — Я пыталась сказать тебе это тысячу раз.

Одри не произнесла ни слова, пока мы возвращались на виллу. Я тоже молчал. За нами могли следить и подслушивать, и я не собирался рисковать.

Ее лицо все еще было бледным, когда мы зашли внутрь, а губы сжаты в тонкую линию.

— Я вызову дворецкого, чтобы он пришел и забрал нас, — сказал я. — Собери свои вещи. Собери также и мои, если ты сможешь это вынести.

Она взглянула на меня, и я заметил боль в ее глазах.

— Одри, — начал я. — Давай не будем говорить об этом, пока не выберемся отсюда, и пока этот спектакль еще свеж в уме моей матери. Ты же понимаешь.

— Понимаю что? — резко ответила она, ходя в это время по дому и собирая наши вещи.

— Что я люблю тебя, и что сожалею о тех мерзких вещах, которые я о тебе наговорил.

Я подошел и обнял ее, прижав к своему телу. Она начала извиваться в моих руках, словно пытаясь убежать. Я наклонился и посмотрел на нее.

— Мою мать не обманешь, Одри. Я должен был сделать так, чтобы все выглядело по-настоящему. Она должна была поверить в то, что я порвал с тобой, и ты больше не являешься угрозой для нее. Поэтому если я и сделал тебе больно, то поступил так ради того, чтобы обезопасить тебя. Это единственное, что имеет для меня значение.

Она посмотрела на меня.

— Скажи мне, что ты не подразумевал то, о чем говорил, что в этих словах не было ни капли правды.

— В том, о чем я говорил матери, в действительности не было ни единого слова правды, — сказал я и убрал волосы с ее лба и нежно поцеловал. — Ты знаешь, я бы не сделал этого.

— Все равно обидно. Я почувствовала себя такой разрушенной, когда услышала это, — сказала она.

— А я чувствовал себя разбитым, когда говорил это.

Она сделала шаг назад от меня, когда я отпустил ее.

— Я должен был сделать это, Одри. Мне пришлось взять ситуацию под контроль, так как до этого момента моя мать слишком долго верховодила над всем этим. Мы будем держать и твои и мою мать на коротком поводке, и будем выгуливать их как собак.

— Я надеюсь, что они не развернутся и не укусят нас, — произнесла Одри. — У них достаточно большие клыки.

Я не мог держать ее за руку до тех пор, пока самолет не поднялся в воздух, боясь, что кто-то может увидеть нас. Одри была очень тихой, разглядывая свои ногти, полностью игнорируя меня, и делая вид, что внимательно слушает то, о чем говорит стюардесса по поводу того, как вести себя на борту самолета.

— Сможешь ли ты простить меня? — спросил я. — Я не думал, что мы выберемся оттуда невредимыми, иначе выбрал бы другой способ.

— Я могу простить тебя. Я это уже сделала, — сказала она себе под нос. — Но если ты когда-нибудь еще раз сравнишь меня с моей мамой, то ты можешь распрощаться с этим навсегда.

И она указала рукой на нижнюю часть своего тела.

— Нет, — сказал я. — Я никогда не скажу «до свидания» этому.

Она слегка улыбнулась мне, и я мог бы сказать, что сделала она это с неохотой.

— Ты был таким ужасным, — сказала она.

— Знаю. Я вел себя мерзко.

— Ты думаешь, она поверила? — спросила Одри.

— Думаю, что поверила. Я полагаю, что моя мать считает, что яблоко от яблони действительно недалеко падает. Она верит, что несмотря ни на что я люблю ее, и что я жестокосердечный и интересующийся только собой человек. И она права, — сказал я, обняв ее. — За исключением того, что она не приняла тебя в расчет. Сейчас я безжалостный и меня интересуешь только ты. И я не думаю, что моя мама может поверить, что я способен на такое.

— На способность завести отношения? — спросила Одри.

— Любить кого-либо больше, чем самого себя, — произнес я. — Хоть она и мой родитель, но я не думаю, что она знает реальное значение этого слова.

— Твоя и моя мамы стоят друг друга, — заметила Одри. — Они должны сидеть в одной камере.

— Я мог бы поработать над организацией этого, — сказал я.

До этого момента я никогда не испытывал такого облегчения от возвращения в Бостон. Должно быть, Одри чувствовала то же самое, так как была расслабленной, сидя подле меня, когда мы приземлились.

Кай ожидал нас в аэропорту. Он улыбнулся мне и, в соответствии с моей ранее оглашенной инструкцией, отвел взгляд от Одри.

— Кай, приятно увидеться снова, — сказал я, когда мы садились на задние сидения внедорожника.