Эскортница

— Я в порядке. Правда. Если бы знала, что к этому приведет спасение Наиры и процесс против Адель, поступила бы так же. Я просто... устала немного, Тём. Устала быть без тебя.

— Через три недели приедешь.

— Можно я приеду завтра? Поговорить. Хотя бы ненадолго. Мне нужно на тебя посмотреть, дотронуться. Я... не могу. Сильно скучаю. И одиночество... оно давит. Ты мне нужен.

Артём устало вздыхает. Я стараюсь быть сильной и не грузить его еще больше, но иногда не получается и выпаливаю, как есть.

— На меня тоже давит, Алин. Приезжай, я буду рад тебя увидеть.

— Спасибо.

Он глухо усмехается:

— Мне? Мотаешься за мной по тюрьмам и каторгам, еще и благодаришь.

Улыбка растягивает губы.

— Ох уж и мотаюсь! Подумаешь, пару лет на телефоне. Я бы тебя ждала и десять, и пятнадцать.

— Этих двух нам за глаза хватит. Каждый день я злюсь, малыш, что ты через это проходишь. Раз уж было суждено отсидеть, надо было успеть сделать это до встречи с тобой.

Я смеюсь:

— Кто бы тогда тебе письма писал и передачи собирал?

— Даже не представляю, почему тебе нравится это делать.

— Потому что любовь. За неимением прочего, для меня удовольствие — обдумывать, что положить тебе в посылку. Или что приготовить и как упаковать, чтобы довезти максимально свежим и угостить. Воображаю, как ты попробуешь и улыбнешься. Тебе будет приятно, а значит, и мне. Я... постоянно думаю о том, как облегчить тебе это все. И если получается, то я самая счастливая.

— У тебя получается.

Снова улыбаюсь.

— Я люблю тебя. Прости, что говорю так часто, я просто... — Дергаю кольцо на пальце. — Очень нуждаюсь в тебе. И, когда я говорю вслух, мне немного легче. Ты повторяешь, что я сильная, но я не сильная.

— Ты моя, — произносит Артём чуть тише. Потом добавляет: — О семье постарайся думать меньше. Они не обязаны принимать и одобрять твои решения. При этом ты не обязана выслушивать их претензии. Вообще никто не обязан слушать о чьих-то надеждах и разочарованиях. Если мы очень хотим, чтобы наше мнение приняли к сведению, надо, во-первых, вести себя адекватно. Во-вторых, подобрать правильные, корректные слова. Иногда это большой труд.

— Они моя семья.

— И что? Из-за этого им можно хер положить на этику и вежливость?

Вздыхаю.

— Все ты правильно говоришь, но осознать это сложно.

— Нужно было или оставаться в общине и быть удобной и хорошей, или идти своим путем, но при этом потерять одобрение.

— А можно и своим путем, и с одобрением?

— Некоторым везет и так.

Отец приехал ко мне через месяц после того разговора с Артёмом. Помню, что погода стояла замечательная, я шла, подставляя лицо теплому солнцу, щурилась.

Наверное, я просто не ожидала увидеть папу в Москве, на той самой улице, по которой каждый день хожу на работу. Поэтому и не заметила. Торопилась на обед, пролетела мимо и, лишь когда услышала знакомый голос — обернулась.

— Алина! Дочка! — позвал отец.

— Папа? Что ты здесь делаешь? — Я отступила на пару шагов назад. Испугалась страшно!

Думала, он прилетел ругать, но папа смотрел без зла. Напротив, с волнением и любопытством. Мы прошлись по парку, обсуждая погоду. Посидели у речки, неуверенно общаясь на нейтральные темы. После чего отец, наконец, произнес:

— Мы очень скучаем по тебе, Алинка.

Грусть стиснула горло.

— И я скучаю. Мне жаль, что так вышло. Никогда не хотела подводить семью. Я собиралась поговорить, но мама не стала слушать.

— Она остыла. Приезжай к нам, все будут рады.

Я усмехнулась и покачала головой.

— Не смогу, пап. Поверь, за каждую ошибку, которую допустила, я заплатила сполна. И больше не буду просить прощения. Ни у кого. Я могла умереть, но теперь всё в прошлом. У меня есть достижения и заслуги. Любимый мужчина и планы на будущее. И я не стану терпеть осуждение и снисхождение.

— Я ведь не за этим приехал, Алин.

— Зачем тогда?

Папа вздохнул, потер глаза, которые слезились от солнца.

— Хотел посмотреть на тебя, дочка. Какой красавицей и умницей ты стала. — Его голос задрожал, и в моей груди екнуло. — Это ведь моя вина. Не уберег от беды, не появился вовремя, не спас тебя.

Я не ожидала. Смутилась, растерялась.

— Мне помог Артём.

— Должен был я.

Отец вдруг заплакал, а у меня колючие мурашки побежали по коже.

— Папа... ты чего? Всё нормально уже.

Мы говорили долго. Отец не признался наверняка, но по его фразам показалось, что это работа Артёма. Муж выждал, когда родители остынут, и позвонил сам. Объяснил свое видение, отличное от того, какое было у семьи.

Папа подвел итог:

— Я виноват, что потерял контакт с тобой. Выпустил. Доченька, это все моя вина. Всю жизнь я посвятил общине, родителям, твоей матери, детям. В какой-то момент просто... вдруг показалось, что я ни одного дня не жил для себя самого. Я боролся с демонами, но не справлялся. Хотелось, чтобы вы сидели дома. Чтобы не забивали мне голову своими проблемами. Хотелось побыть одному. И вот к чему это привело моего родного ребенка.

— Я с двенадцати лет знала, что ты изменял маме. И хотела уехать.

— Ты не должна была это знать. Никто не должен был, но особенно — ты.

— Пап, ты не рад, что мы у тебя родились? Думаешь, дети — это наказание?