Эскулап

- Ради вашего же малыша.

***

Три часа спустя Какстон, Уоринг и О'Мара сидели за столом напротив монитора.

- В ближайшие дни я буду занят, - оживленно сказал Крэйторн, - так что давайте быстрее покончим с этой историей. Прежде всего - несчастный случай. О'Мара, исход вашего дела целиком зависел от того, поддержит ли Уоринг вашу версию. Мне известно, что у вас на этот счет были какие-то весьма хитрые соображения. Показания Уоринга я уже слышал, но мне хотелось бы удовлетворить собственное любопытство, узнав, что он сказал по вашему мнению.

- Он подтвердил мои слова, - измученно ответил О'Мара. - У него не было иного выхода.

Он посмотрел вниз, на свои руки; мысленно он все еще находился рядом с безнадежно больным малышом, которого оставил в своей каюте. Снова и снова говорил он себе, что не виноват в случившемся, но где-то в глубине души чувствовал, что, прояви он большую сообразительность и начни лечение в худларианских условиях раньше, малыш был бы сейчас уже вполне здоров. В сравнении с этим результаты расследования не имели сейчас для него никакого значения - равно как и показания Уоринга.

- Почему вы считаете, что у него не было иного выхода? - продолжал настаивать монитор.

Какстон только рот раскрыл, вид у него стал весьма растерянный.

Уоринг залился краской, всячески избегая взгляда О'Мары.

- Приехав сюда, - устало начал О'Мара, - я стал подыскивать себе какое-нибудь занятие, чтобы убить свободное время, и тут мне попался Уоринг. Я вел себя так в интересах Уоринга. Преследование было единственным способом воздействия на него. Но для ясности я должен вернуться немного назад. Из-за известной вам аварии реактора все ребята на нашем участке считали себя в неоплатном долгу перед Уорингом. Вы, вероятно, знаете подробности? Сам же Уоринг оказался не на высоте.

Физически он никуда не годился - ему приходилось делать уколы, чтобы нормализовать кровяное давление, сил у него едва хватало, чтобы управляться с приборами, и он буквально захлебывался от жалости к самому себе. Психологически он являл собой развалину. Пеллинг уверял его, что через два месяца уколы уже будут не нужны, но Уоринг убедил себя, что у него злокачественная анемия. Вдобавок он считал, что стал стерильным, - и это вопреки всем уверениям врача, - отсюда все его поведение и все разговоры, от которых у любого нормального человека волосы вставали дыбом.

Такое поведение - типичная патология, а у Уоринга никакой патологии не было. Когда я увидел, как обстоят дела, я начал при каждом удобном случае поднимать его на смех. Я безжалостно преследовал его. Так что ему было за что подтвердить мою версию. У него не было иного выхода. Этого требовало элементарное чувство благодарности.

- Начинает проясняться, - заметил монитор. - Продолжайте.

- Все вокруг чувствовали себя в неоплатном долгу перед Уорингом, продолжал О'Мара, - но, вместо того чтобы поговорить с ним всерьез, они буквально душили его своей жалостью. Уступали ему во всех стычках, играх, пикировках и вообще относились так, будто перед ними этакий хрупкий божок.

Я в этом не участвовал. Стоило ему только распустить нюни или напортачить в каком-нибудь деле, как я выдавал ему по полной, независимо от того, происходило ли это от его воображаемой, самому себе внушенной немощи или от настоящей физической слабости, с которой он действительно не мог справиться. Может, иногда я бывал даже чересчур резок, но примите в расчет, что я в одиночку пытался исправить тот вред, который причиняли ему пятьдесят молодцов, вместе взятых. Разумеется, Уоринг был бы рад съесть меня с потрохами, но зато со мной он всегда точно знал, чего он стоит. И я никогда не играл в поддавки. В тех редких случаях, когда Уоринг побивал меня, он знал, что это на самом деле и я сделал все возможное, чтобы этого не допустить. Именно в этом он со своими страхами больше всего нуждался ему нужен был человек, который относился бы к нему, как к равному, не делая ему никаких скидок. И когда начались все мои неприятности, я бал абсолютно уверен, что он сообразит, какую услугу я ему оказал, и что элементарная признательность и порядочность не позволят ему утаить факты, которые могут меня оправдать. Я оказался прав?

- Да, - сказал монитор. Он жестом усмирил Какстона, который вскочил со стула от возмущения, и опять обратился к О'Маре: