Если…

Через несколько дней начались экзамены. Всю ночь перед ними я не спала, очень нервничала. И не столь потому, что я учила билеты на скорую руку, – то есть в последние сутки по принципу вероятности, что мне выпадет вопрос из середины, с десятого по двадцатый из положенных, конечно, двадцати пяти, – но был еще один весомый повод – Юлия. С того момента, – я о казусе, произошедшем давеча между нами в присутствии Владимира, – мы с ней не виделись и не общались. А уже утром «столкновение» было неминуемо. Конечно же, я надеялась на лучшее. Мы сделаем вид, что ничего не произошло, и никогда не будем об этом вспоминать. Я по-прежнему искренне не понимала, почему она так себя повела, и как таковой своей вины не чувствовала. Я сделала глубокий вдох, медленно досчитала до трех и переступила порог школы.

Мои надежды тогда так и не оправдались. Юлия проигнорировала мой «привет». До последней секунды она оставалась холодной и неприступной; подруга отвернулась от меня; я стала ей чужой. Моему негодованию не было границ. Не скрою, душа болела, но брать эту крепость приступом я все-таки не посчитала нужным. Я нашла себе утешение в том, что наши пути все равно бы очень скоро разошлись; мы разъедимся кто куда получать высшее образование, а там и взрослая жизнь подоспеет: карьера, семья. Все само собой сошло бы на нет…

С Володей же дела обстояли совсем иначе. Вереница звонков, сообщений и встреч очень быстро вскружили нам головы; роман развивался семимильными шагами. Буквально за месяц отношения перешли на другой уровень: «расстояние» между нами заметно сократилось – мы стали родными. Мы гуляли держась за руки или в обнимку; сидя в парке на скамейках, я облокачивалась на него, иногда клала голову ему на плечо, а на четвертом свидании наши губы впервые слились в робком поцелуе. (Ух! Какой будоражащий момент! Помню, как по телу разливалось приятное тепло, дыхание перехватывало, по коже бегали мурашки; в его объятиях я дрожала, как осенний лист на ветру, который вот-вот оторвется от ветви и, закружившись в танце, поднимется ввысь, после, опираясь на мягкое легкое дуновение, опустится на землю…).

На том этапе уже возникали первые серьезные споры и недопонимания, в которых сказывались различия в мировоззрениях, но вместе с тем все с новой и новой силой нахлынывали трепетные чувства, прозвучали первые обоюдные признания в любви; он пытался быть романтичным (правда, неумело и довольно примитивно), а я – быть благодарной за его старания. Мне льстило и то, что парень, чтобы пару часов провести со мной, каждый раз преодолевал приличное расстояние, затрачивая на дорогу в среднем по два с половиной часа в одну сторону. В то время я расценивала это как некий подвиг, что сильно подкупало, особенно тот случай, когда он ночевал на пляже, чтобы на следующий день снова меня увидеть. Я училась смеяться над его часто неудачными шутками, а он – снисходительно относиться к моим порой детсадовским страхам и шалостям. Цветами и милыми безделушками он не задаривал, на комплименты и нежности был скуп, но, как ни странно, мне это тогда даже нравилось. Как бы абсурдно это не звучало, но я была непоколебимо уверена, что человек, засыпающий тебя подарками и распинающийся о твоей «божественности» и «неповторимости», преследует цель «купить тебя» и заставить чувствовать себя ему обязанной, чтобы в любой удобный момент «выставить счет» и потребовать немедленного его погашения таким способом, каким он пожелает. А в те годы прогрессивного юношеского максимализма это было неприемлемо. Максимум, что я позволяла, – угостить меня мороженым или соком. В моем видении идеальными свиданиями были походы в кино, аттракционы, прогулки по городу и посиделки на берегу моря с задушевными беседами. Хотя, признаюсь, поговорить по душам «о смысле бытия» у нас выходило редко; какие бы ни были темы разговора, они практически всегда заканчивалась одинаково: обсуждением интимной стороны во взаимодействиях мужчины и женщины. Поначалу я очень смущалась и краснела, но довольно быстро привыкла: это стало нормой настолько, что порой инициатором сама же и выступала, дабы в конце концов достичь такого желанного консенсуса. Думаю, меня можно понять, ведь кого должен был волновать этот вопрос больше всех, если не меня? Володя был уже весьма искушенный в этом деле, а мои познания ограничивались книжной теорией. Я осознавала, что рано или поздно физическая близость все равно станет предметом дискуссии. Парень уверял в том, что все остается только на мое усмотрение: он не будет давить на меня и согласен ждать столько, сколько нужно, но что-то все-таки не давало мне покоя…