— Они любопытны, — Джон пошатнулся, потом проковылял к Кэтрин, рухнул на кипу мехов рядом с ней и устремил на нее тоскливый взгляд.
— Все переменится, — произнес он. — Когда мы выберемся отсюда, я… Я знаю, мне недоставало силы… Мне…
— Не надо, — прошептала она, гладя его по голове.
— Нет, надо, надо, — он попытался сесть, но она удержала его в лежачем положении, и он подчинился. — Как ты можешь меня любить? — спросил он, помолчав.
— А что еще мне остается? — она нагнулась и поцеловала его.
Он раскрыл было рот, потом тихо рассмеялся. Кэтрин поинтересовалась, что его развеселило.
— Я думал о свободе воли, — ответил он. — Сейчас она кажется сущей нелепицей.
Кэтрин улеглась на меха. Ей надоело поднимать его дух. Она вспомнила, каким он был, когда только-только очутился здесь: веселый, энергичный, пытливый. Теперь же в редкие моменты просветления он занимался тем, что высмеивал моральные ценности. Она устала спорить с ним, устала доказывать, что не стоит огульно отрицать жизнь во всех ее проявлениях. Джон повысил голос; Кэтрин знала, что сейчас благодаря возбуждающему средству он испытывает прилив сил.
— Гриауль, — произнес он. — Ему принадлежит все, что находится здесь, даже самые мимолетные желания и надежды. Он стоит за тем, о чем мы думаем и что мы чувствуем. Когда я впервые, еще в бытность студентом, услышал о Гриауле, о его могуществе и о том, как он управляет людьми, то решил, что с большей глупостью мне сталкиваться не доводилось. Тогда я был оптимистом, а ты знаешь, кто такие оптимисты? Неопытное дурачье. Конечно, я не признавался себе в том, что я оптимист, я мнил себя реалистом, я считал, что совершаю те или иные поступки лишь по собственной воле, то бишь воспринимал себя этаким благородным красавцем из пьесы, который ни от кого и ни от чего не зависит. Я осуждал людей за то, что они полагаются на богов и на демонов, ибо понятия не имел, как угнетает человека сознание того, что его дела лишены какой-либо значимости, что все: любовь, ненависть, привязанность, отвращение — составляющие чьего-то непостижимого промысла. Я не мог представить, каким никчемным начинаешь тогда себя чувствовать.
Джон довольно долго распространялся на эту тему, его слова обрушивались на Кэтрин увесистыми камнями, отгоняли надежду и вселяли в ее сердце отчаяние.
Следующие десять дней ушли на подготовку к выполнению плана. Она испекла сладких пирожков и стала угощать ими филиев, которые сопровождали их с Джоном на ежедневной прогулке, причем всякий раз поворачивала обратно у туннеля, что выводил в пещерку призрачного винограда. Кроме того, она принялась усердно распускать слухи о том, что многолетнее изучение дракона все же принесло желаемые плоды. В день побега, перед тем как тронуться в путь, она обратилась к филиям, которые стояли вокруг нее и висели гроздьями на веревках:
— Сегодня мне откроется истина! Гриауль будет говорить со мной. Созовите охотников и тех, кто собирает ягоды, пускай они дожидаются моего возвращения. Я вернусь скоро, очень скоро и передам вам волю Гриауля.
Филии зашумели, запрыгали, начали колотить друг дружку, а те, что висели на веревках, разволновались настолько, что разжали руки и посыпались вниз, прямо на головы своих собратьев, и на полу пещеры образовались многочисленные кучи копошащихся и орущих филиев, которые, повопив, стали сдирать один с другого одежду. Кэтрин помахала им и пошла прочь. Ее сопровождали Джон и шестеро филиев с мечами в руках.
Джон нервничал, всю дорогу искоса посматривал на филиев и донимал Кэтрин вопросами.
— Ты уверена, что они их съедят? Может, они не голодны?
— Ты думаешь, я даром их приучала? Съедят как миленькие.
— Да, конечно, только… Я не хочу, чтобы нам что-либо помешало. — Пройдя с пяток шагов, он осведомился: — А снадобья ты положила достаточно?
— Вполне, — она посмотрела на него, отметив про себя, что щека у него подергивается, на лбу выступил пот, а в лице ни кровинки, и взяла Джона за руку. — Ты как?
— В порядке, — ответил он. — В полном порядке.
— Все получится, так что не беспокойся, пожалуйста..
— Я в порядке, — повторил он ровным голосом, глядя прямо перед собой.
Филии остановились у поворота. Кэтрин улыбнулась им и раздала пирожки, а потом они с Джоном миновали поворот и заползли в туннель. Ка- кое-то время они сидели в молчании, затем Джон прошептал:
— Не пора?
— Еше немножко, для верности.
Он вздрогнул, и она вновь спросила, как он себя чувствует.
— Мне слегка не по себе, — признался он, — но это ерунда.