«Если», 1995 № 06

— Синонимы для людей, не создавших семьи, в этом смысле очень выразительны: «бобыль», «холостяк», «вековуха», «старая дева»… Кажется, сам язык осуждает. Это потому, что одинокие люди не репродуктивны, а обществу важно, чтобы рождались и росли дети?

— Думаю, и по многим другим причинам тоже. В нашей отечественной традиции заложено как бы пренебрежение собственным «я» во имя чего-то большего, будь то семья, государство, партия или церковь (как социальная организация). Это не отказ от «я», но поиск «я» за пределами себя. Мне кажется, одинокого человека сложнее контролировать; через «ячейку общества» воздействовать легче, что и делалось. Можно вспомнить «фольклор» советского периода, фразочки типа «девственница — это та, которую никто не пожелал» и т. п. Во всяком случае, «послание» нашего социума одинокому человеку однозначно: «Ты ДОЛЖЕН чувствовать себя плохо». И пребывание в одиночестве, пусть и эмоционально нейтральное, превращается в переживание несчастья. Мне кажется, что наше общество вообще не поощряет сепарацию, отделение. И люди как бы не становятся окончательно взрослыми, способными продуктивно пользоваться своим пребыванием в единственном числе.

— Но боязнь остаться одному имеет под собой и реальные основания в нашем неустроенном, нестабильном, в прямом и переносном смысле слова, обществе.

— Да, мы все держим при себе детей дольше, чем это необходимо для их нормального развития. Если я выпущу подработать на собственные нужды своего пятнадцатилетнего сына, я знаю, чем это может кончиться. И наши старики боятся за нас, у них свой опыт. И я понимаю, когда, ожидая запоздавшего ребенка, мать начинает через полчаса пить валерьянку, а через час у нее сердечный приступ. Есть и другое: то чувство вины, которое родители буквально культивируют в детях, часто объясняется страхом остаться без помощи в старости. Ведь в наши дни отдать старика в дом престарелых (не в нормальный дом, где живут старые люди и о них заботятся медики, а в НАШ) можно только умирать, и мы должны отдавать себе в этом отчет. И мать, родившая неполноценное дитя, отказываясь от него, обрекает ребенка на смерть. Мы ничего не можем передоверить государству и поэтому, безусловно, так боимся одиночества. В свободных, богатых, стабильных странах все иначе. Там на одинокого человека никто не будет смотреть как на ненормального. если тот, разумеется, включен в жизнь общества.

— Давайте обратимся к сюжету Р. Матесона. Вот смена ролей: талантливый журналист — хороший издатель— восхищенный читатель, и все это один и тот же человек. Такое полное психологическое самообслуживание в насильственной изоляции — норма?

— После травмы случаются стрессы, и специалисты по поведению человека в этих условиях выражаются примерно так: нормальная реакция на ненормальные обстоятельства. Человек внезапно потерял близкого или попал под машину. После этого наступает период, когда со стороны он кажется сумасшедшим: у него может быть отсутствующий взгляд, он замкнут в себе, впадает в истерику там, где она труднообъяснима, и наоборот, остается холодным в обстоятельствах, где у нормального человека будет истерика, и так далее.

В рассказе — если заданы обстоятельства объективного одиночества — описанное поведение может быть попыткой человека адаптироваться, привыкнуть к новой страшной ситуации. Он как будто осуществляет контакт со всеми людьми через себя самого как их представителя, чтобы не утратить навыков общения, не сойти с ума, не почувствовать своей обреченности.

Это, быть может, лучшее, что способен сделать подобный вымышленный герой. Другое дело, когда к такому «самообслуживанию» прибегают, живя среди других людей. Например, человек сам себе пишет письма, что часто бывает с подростками, особенно с девочками.

— А почему?

— В глубине души они не верят, во-первых, в то, что реальный, живой человек может понять и полюбить. Во-вторых, они не верят, что сами на это способны. Иногда, чтобы защититься от болезненного чувства («я один потому, что никому не нужен»), человек все переворачивает с ног на голову, утверждая, что мир слишком плох, потому что сам он намного чище, умнее, тоньше, за-ме-ча-тель-не-е всех остальных.