«Если», 1997 № 12

Достаточно сравнить его альбомы, начиная с первого, «Мифопоэикон» (1976), и кончая последним, «Пастбище в небесах» (1993), с чистописанием многих современных американских многостаночников, чтобы мгновенно ощутить разницу между культурными традициями Старого Света и самонадеянным и индустриальным конвейером Нового.

Между тем жанр фантастики Патрик Вудрофф перерос давно. А в каком жанре творит сейчас, пожалуй, и сам не в курсе.

Он вообще чудной — достаточно взглянуть на его портрет. Бородатый романтик, внешне отстраненный, погруженный в себя — и одновременно всматривающийся в какие-то запредельные горизонты, ведомые ему одному.

Уверенный мастеровой, способный не только трубочку раскурить, но и нарисовать, настрогать, вырезать, набрать, слепить, скомпоновать, напечатать…

Неожиданное сочетание средневекового мастера, болезненно томного эстета времен прерафаэлитов и современного хиппи!

У него свой мир. Затягивающий и таинственный. Изысканный и выписанный до малейшего завитка. Порой болезненный, порочный, декадентский — и в то же время ироничный. Заумный и какой-то несерьезно-легкомысленный. Так вот, этот мир до последнего штришка — фантастический.

Но все же самые плоские и постные иллюстрации Вудроффа — это как раз обложки к книжкам научной фантастики (правда, иллюстрировал он издания английские — тем, кому довелось сравнивать их с аналогичной американской продукцией, разницу объяснять не нужно). Он иллюстрировал Мерритта и Вэнса, Андерсона и Мартина, Хайнлайна и Нортон, Желязны и Азимова, Пола и Уиндэма, Холдемана и Муркока… Словом, всех выходивших в том или ином британском издательстве, в определенный период времени «поставившем» на Вудроффа (это обычная практика: художники заключают с издательством контракт на определенный срок, после чего уже не имеют права выбирать, что оформлять).

Но Вудрофф каждого из перечисленных оформлял так, как сам считал нужным. А поскольку он мастер все-таки штучный, какому бы то ни было конвейеру противопоказанный, то и особых лавров на ниве «обложечной» ни у себя на родине, ни за океаном не снискал. Короче, в том сегменте книжного рынка, где первые ряды занимают Майкл Уэлан, Джим Бернс и им подобные, Вудрофф не преуспел.

Однако когда он не чувствует себя связанным рыночными веригами «ясности» и «красивости» и выплескивает на холст все, что таится у него в подсознании, — а выплеск этот, кажется, не обходится без специфических стимуляторов, на них энергично намекают разбросанные маковые бутоны да странного вида курительные трубки, — вот тут-то и начинается подлинная фантастика!

И ошалело взлетают, освободившие от пут тяготения, куда-то в перевернутые небеса его потрясающие буренки: щипали себе мирно травку, не подозревая о том, что мир вот так, одним взмахом кисти художника, может перевернуться вверх тормашками.

А на стебельке цветка, раскачиваясь на собственном хоботе, духарятся себе крошечные розовые слоны улитки. Да и цветки у Вудроффа все какие-то особенные, фрейдистски выразительные.

И уж совсем непостижимое творится на его знаменитых коллажах. Где странно и неописуемо решительно все: персонажи (эльфы, заколдованные иринцы?), и их умопомрачительные «летательные аппараты», и головные уборы (корона фараонов, шутовской колпак?), и кто-то (что-то?), ползущий по земле, — то ли карикатурный до нелепости механизм, то ли живность какая!

Где, когда и с кем все это происходит, ведомо одному лишь Вудроффу. А может, и он не знает: просто открылся ему этот странный сказочный мир на мгновение. Открылся только для того, чтобы сообщить о себе, о том, что и такой мир может быть.

После чего и в нашем, обыденном, становится чуточку интереснее жить. Зная, что где-то там, под облаками, упоительно парят в небесах коровы…

Вл. ГАКОВ

ВИДЕОДРОМ

Адепты жанра СТРАШНЫЙ ВЕСЕЛЬЧАК