«Если», 1998 № 09

Русской литературе вообще не свойственно материться. Разумеется, время от времени в ней вспыхнет Барков или Ерофеев, но эти исключения общего закона не нарушают. Если я иду мимо пивной и слышу, как собеседники изъясняются «ненормативной лексикой», я понимаю, что у них, бедных, просто нет нормальных слов (болел, когда их в школе проходили) для выражения чувств. Американская же массовая литература придумала «миллеровский» набор словечек, которые стали как бы знаковым языком для поп-кино и поп-литературы. Этих слов в нормальной жизни никто не употребляет (за исключением наших алкашей и подонков), но «крутой» детектив их должен произносить, иначе его крутость окажется под сомнением.

В том потоке современной отечественной фантастики, которая отправилась «американизироваться», принципы «в крови и сперме» получили карикатурное преувеличение. Откройте Псурцева или Бушкова, а также следующего по этой дороге легионера, чтобы погрузиться в не привычную для русского читателя атмосферу словесной дряни. Причем надобности в том нет, зато издатель и оптовик, продающие свои книжки молодым людям, вполне довольны.

Мне эта ситуация кажется фиктивной. Мы ведем себя, как мальчик, придумавший страшную историю, всем ее рассказавший и потом умерший от страха, потому что сам в нее поверил.

«Фак ю!» — рычит мелкий гангстер в американском фильме или боевике.

Американцы читают эту литературу и пропускают мимо очей (ушей) этот колорит. Надеюсь, читатели мои, знакомые с англичанами или американцами нормального социального уровня, знают, что в порядочном обществе никто никого не «факает».

Наши писатели, желающие продать свою книжку лучше американской, мучительно набирают жалкий список маргинальных слов и начинают убеждать самих себя, что их сограждане обожают поговорить на тему «трахаться или погодить».

Обратите внимание, в той ветви русской фантастики, которая, условно говоря, родилась под крылом Бориса Стругацкого и существует в Питере, писатели отлично обходятся русским языком, но они и живут в мире нашей фантастики. (Я сейчас вообще не говорю о фэнтези — это особый и интересный разговор.)

И вот материал начинает мстить, он вырывается из-под контроля, он заявляет: «А я больше и не фантастика!»

Можно привести примеры?

Учтите, что я не обвиняю и не критикую, я просто пытаюсь для себя самого понять логику работы тех или иных литературных механизмов.

Примеров много, и я специально выберу два из них, потому что они относятся к творчеству писателей вполне достойных, ибо сапожники в джинсах неинтересны, потому что они плохие писатели.

В первом номере журнала «Империя», вышедшем в Киеве и заслуживающем, по-моему, того, чтобы кто-то из критиков обозрел его и отдал должное труду редакторов и авторов первого украинского журнала, я прочел рассказ.

Фамилия автора мне уже встречалась в номинационных списках и критических статьях. Судя по всему, Елена Хаецкая и есть наша смена боевая, завтрашний день нашей фантастики. Что же я прочел?

Майк и Джонни (а может, Вася и Петя) ушли на танке в самоволку, трахались, блин, матюгались, как положено, потом совсем с катушек долой — стали из танка лупить куда ни попадя — то в Храм Христа Спасителя, то в Пентагон. Вот и вся, мать твою, история.

Я никак не пойму, зачем Хаецкой угождать понятию американизированной жизни владельца лотка с прокладками. И я заподозрил, что Хаецкая — не фантаст по своей натуре. Написать фантастический рассказ, в котором нет ни одного фантастического образа и хода, это ведь тоже требует выдумки, но выдумки иного рода. Мне кажется, что по умению вести сюжет Хаецкая — автор приключенческий или детективный, и попытка взять «американский» антураж и трахнуть в эту самую, чтобы получилась фантастика, к желанной цели не приведет. Я могу ошибиться в оценке Хаецкой, как нефантастического писателя, но в оценке конкретного рассказа я уверен.

Иной эффект дала «американизация» в романе Александра Мирера «Мост Верразано» в серии «История XXI века» издательства «Вагриус».

Хочу внести полную ясность. Я считаю, что Александр Мирер — один из лучших ныне действующих русских фантастов. Его и наша беда в том, что он пишет и мало, и нерегулярно. Еще несколько лет назад он был убежден и убеждал окружающих в том, что никогда больше не возьмется за перо. К счастью, взялся.

Писательские возможности у Мирера великолепны. Фантаст он от Бога и обладает способностью идти впереди времени (в нашей отдельно взятой стране), за что всегда испытывал неприятные свойства косых административных взглядов. Он удостоился даже рекорда среди коллекционеров «рамочки» в Детгизе: «Дом скитальцев» был выкинут из этой самой «рамочки», а надпись на титуле снять забыли. Несчастные собиратели сами переплетали роман, чтобы поставить на соответствующую полку.

Для меня встреча с «новым» Мирером — событие. Я плохой читатель, у меня мало фантастов, которых я читаю для собственного удовольствия. Мирер — мой писатель.