«Если», 1999 № 05

Древние скрипку, виолу и виолончель без всякого преувеличения можно поставить в ряд величайших созданий человечества. Эти хрупкие деревянные конструкции способны порождать в своем чреве звуки необычайной прелести и чистоты, однако их громкость, тембр и диапазон весьма сурово ограничены. К тому же старые струнные звучат наилучшим образом лишь в совершенно определенных атмосферных условиях, при мизерных отклонениях показателей температуры, влажности и давления от желаемого стандарта. Зато их современные кибронные аналоги — виолонта, виола ла бамба и челотта — начисто лишены подобных недостатков!

Взять, к примеру, диапазон. За пять планет до Ск’ррл нам пришлось выступать перед расой, использующей для коммуникации и навигации исключительно ультразвук. Электронные мозги наших инструментов транспонировали то, что мы исполняли (местным ужасно понравился «Полет шмеля»), на несколько десятков октав выше, и этакий сверхписк не уловило бы и собачье ухо.

Или тембр! Моя виолонта может продуцировать звуки, абсолютно неотличимые от уникального Гварнери или, скажем, электрола-минарной Андерсона, но она совершенно не обязана звучать как скрипка. Сей инструмент способен обернуться органом или гобоем, флейтой-пикколо или вакуумной сиреной, поскольку его электронное обеспечение может синтезировать в буквальном смысле все, что угодно.

А динамический диапазон? Одни лишь магнитные усилители, встроенные в ее корпус, выдают без малого девяносто децибелл при абсолютном отсутствии нелинейных искажений. В паре же с Сони-кастером Клипш-Кляймана, как это было в тот памятный вечер, моя виолонта вполне способна размолотить солидную каменную стену!

Чертовски забойная штучка, скажу я вам.

Начальные такты избранной Майрой пьесы были чуть ли не самыми известными и узнаваемыми в земной музыке всех времен и народов, однако мой дисплей сообщил, что это произведение Чака Берри в аранжировке X. Пая.

У меня была сотая доля секунды, чтобы прочесть информационную строку, и ноль целых, ноль тысячных, чтобы ее обдумать, ибо отсчет как раз дошел до нуля, и мы немедля произвели запуск композиции. Думаю, это самое точное выражение, каким возможно передать воспоследовавший эффект: невероятной силы акустический взрыв сбил с ног и отшвырнул от сцены пару сотен ракомедведей, уже готовых ее штурмовать…

Даже если вы знаете наизусть эту музыкальную фразу, если даже вы ожидаете ее, брутально простое и варварски помпезное вступление «Патетической» Бетховена вполне способно захватить вас врасплох. А если эти звуки усилены субобертонами, и громкость их приближается к летальной… то знаменитая бетховенская фраза являет собой не что иное, как Музыку Массового Поражения!

Та-Та-Та Там-м-м-м-м!!! — каменной лавиной прогрохотала челотта Рюба, сотрясая планету на сотню миль в окрестности. — Та-Та-Та Ту-у-ум-м-м-м!!!

Забравшиеся на сцену туземцы окаменели, вздернув усы подобно антеннам древних автомобилей, а часть публики, размазанная акустическим ударом по земле, через секунду шевельнулась и дружно выбросила в нашу сторону глазные перископы.

Стиснув зубы, Рюб выдал фразу еще громче, мощнее и убедительней: ТА-ТА-ТА ТАМ-М-М-М-М! ТА-ТА-ТА ТУ-У-УМ-М-М-М!

Майра резво присоединилась к нему на следующей фразе, внеся свою лепту в громовой бедлам хриплыми воплями двенадцатитонной железной скрипки, вскрываемой ржавым тупым смычком.

Настал мой черед, и я поспешно врубился в партитуру, не слишком хорошо представляя, чего мне следует ожидать. Яростно взвизгнув, моя виолонта безумно взвыла электрогитарой, включенной непосредственно в мультимегавольтный источник питания, и тут я наконец сообразил, что играю, в то время как бешено вращающаяся музыкальная пила в миллион лошадиных сил косила ракомедведей направо и налево.

Да-да, мы от всей души раздраконивали «Прокатимся по Бетховену»! И делали это не хуже троицы Годзилл, вооружившихся сонарными излучателями с единственным намерением сравнять местный Токио с землей.

Вы наверняка знаете эту вещь, она десятки раз переделывалась, переписывалась и осовременивалась с тех пор, как бессмертный мистер Берри сочинил ее для своего Оркестра Электрического Света. То, что мы тогда играли, была основанная на оригинале 1970-го аранжировка, сработанная в 2040-м основателем музыкального движения «ПОП В ГЛАЗ» Хидекео Паем, который объединил в ней самые убийственные эффекты предшествующих обработок (включая зубодробительный вариант «Мозгочистов» 2010 года) и вдумчиво оркестровал их в духе безграничного поп-полисимфонизма. Полученный результат гарантированно поднимет на ноги — или бросит на колени — какую угодно аудиторию!

Туземцы отпустили Дорка, и тот безутешно зарыдал, зажав ладонями уши, а его былые мучители задергались в экстазе, размахивая усами и прищелкивая клешнями в такт. Мы же продолжали пилить и наяривать с такой энергией, что наши смычки просто чудом не задымились. И уж поверьте, это совсем не та музыка, которую можно играть сидя на стуле!