«Если», 1999 № 05

Любая бюрократия, подобно космосу, по своей собственной природе создает вакуум, прилежно засасывающий мегатонны мелочности, монотонности, моно- и мегаломании, мелких махинаций и мастерских манипуляций, мрачной мистики, дешевой мишуры, многообразного маразма и просто всяческой мерзости. ВЗДС (Внеземная Дипломатическая Служба) представляет собой гигантскую, умопомрачительную бюрократическую машину, притом такого сорта, что могла бы сделаться чрезвычайно опасной, если бы ее эффективность хоть раз превысила пять процентов.

Прибытие «Триаксиона» решительно подкосило все надежды и ожидания Дорка. Наша троица ужасно его подвела. Собственно говоря, он отправил в Спецотдел распространения культуры (СОРК) заявку на ансамбль классических музыкантов, рассчитывая на небольшой симфонический оркестр или по крайней мере на октет. Теперь же Дорк пришел к печальному выводу, что его миссия на Ск’ррл котируется вовсе не так высоко, как он самонадеянно полагал, поскольку прислали ему всего лишь жалкое трио.

Возможно, он проглотил бы эту обиду, ибо дипломаты привыкли глотать оскорбления столь же часто, как прочая часть человечества соленые орешки к пиву, когда бы в некоторых мозгах понятие классического ансамбля не вызывало совершенно определенные стандартные ожидания. Дорк, несомненно, обладал вышеупомянутым складом ума, а наш «Триаксион» отделяла от лелеемого им идеала примерно та же дистанция, что мы покрыли по пути сюда.

Можно было, конечно, занять позицию «А пошел ты…», да что там, мне хватило первых минут общения с Дорком, чтобы позиция эта представилась на диво желанной. И все же с послом необходимо было поладить, невзирая на то, нравится он нам или нет.

Хотя каждый из нас окончил одну из лучших консерваторий и является музыкантом мирового класса, по сути, мы обыкновенные рекруты, чья будущность зависит исключительно от итоговых рапортов, посылаемых заказчиками в СОРК. Ведь единственный способ избавиться от существования в качестве составной части Большой Культурной Дубинки, коей ВЗДС обожает оглоушивать беззащитные инопланетные расы, состоит в том, чтобы набрать достаточную для демобилизации сумму плюсовых баллов.

Частью этих баллов распоряжался Дорк, а от него так и разило скупостью.

Я выдавил неискреннюю улыбку: как лидеру группы мне вменялось подстилать соломку и сглаживать острые углы.

— Видите ли, наш Руперт большой шутник, — приступил я к своим обязанностям, — а кондиционирующие пилюли всегда оказывают на него веселящее действие… Ах да, позвольте представиться! — поспешно добавил я, протягивая руку. — Шломо Кессель, первая виолонта и художественный руководитель «Триаксиона».

Услышав мое имя, посол изумленно сморгнул, и наш престиж явно подскочил на несколько тонов выше тоскливого си-бемоль. Потянувшись через стол, он стиснул мою ладонь влажными, пухлыми пальцами, явно стараясь разрядить возникшую напряженность. Что ж, у меня есть своя слава… и бесславие тоже. Думаю, Дорк был достаточно впечатлен, чтобы списать на эксцентричность гения мою линялую гавайку, драные джинсы и бесформенные сандалии.

Дабы предотвратить публичные воспоминания о моем прошлом, я сразу приступил к представлению коллег.

— Эта очаровательная леди — Майра Мак-Ауфф Мацуми, виолонта и виола ла бамба. В числе прочих ее достижений — первая скрипка и виолонта в филармониях Глазго, Лондона, Дублина и Токио.

Майра ловко сделала книксен и кокетливо взмахнула ресницами в сторону Дорка. Ресницы Майры, оформленные в виде крошечных извивающихся змеек, придавали ее кокетству довольно устрашающий оттенок, но зато прекрасно гармонировали с криптозоидным стилем одежды и мертвенно-беломраморным цветом лица. Посол ухитрился ответить ей бледной натянутой улыбкой.

Затем я представил Рюба, чье мускулистое тело было облачено в кислотный голографический жакет, моднючие штаны цвета шотландской горчицы и багрово-красные флюоресцирующие штиблеты.

— Наш третий товарищ — не кто иной, как знаменитый солист Руперт Чаро! Челотта и комические трюки при необходимости.

— Будем надеяться, что такая необходимость не возникнет, — надменно произнес Дорк, показывая жестом, что артисты могут присесть. Мы расположились на трех жестких обшарпанных стульях с чересчур высокими спинками, а посол устроился поудобнее в огромном резном кресле, которому недоставало разве что горсти бриллиантов да позолоты, чтобы по праву именоваться троном.

— Не возникнет, будьте уверены, — твердо ответил я, бросая на Рюба предупреждающий взгляд. Тот попытался изобразить святую невинность, но без особого успеха.