«Если», 1999 № 03

Сквозь березы брызгало горячими огоньками солнце. Каждому — в правую щеку.

Мы шли по обочине. Никто нас не догонял, никто не встречался. Потом влево от тракта отошел за березы, в луга, проселок. Вдали виднелись крыши, трубы, высокий ветряк и башня ретранслятора.

И Веранда сказала — просто, будто мы из недальнего турпохода идем:

— Ну ладно, ребята, я сворачиваю. Вон там поселок мой, Сопелкино…

— Как?.. Какое Сопелкино? — выговорил Голован. А мы, остальные, открыли рты.

— Ну, какое… Мое. Кто-то же должен вернуться первым. Так вышло, что я…

— Постой! А башмаки? — вспомнил Кирилка.

— А чего башмаки? Вот… — она дернула ногой.

На ступнях была ржавая труха. У всех остальных, кстати, тоже.

— Но ведь есть еще по две пары в рюкзаках! — это опять Кирилка. Он, кажется, никак не хотел расставаться с Верандой.

Она скинула рюкзак и вытряхнула из него все в кювет. Да никакой не «все» — там опять же была одна ржавчина.

— Алена, возьми сумку. Будешь теперь походный врач…

И Аленка молча взяла сумку.

— Ну, пока, — сказала сразу всем Веранда. Длинная, в обвисшем платье с полинялым цветастым узором. Обвела нас синими глазами. — Не сердитесь на меня, ладно?

Мы стояли как замороженные. Неужели она правда сейчас уйдет?

А она повернулась и пошла по проселку. И остановилась. Шагнула к нам опять.

— Коптилка… Валера… Я хочу перед тобой извиниться.

— За что? — сипло удивился он.

— Там, на планетках, я несколько раз… украдывала… брала без спросу твоего Алика. Это нехорошо, я знаю. Но очень хотелось поиграть. Ты не сердись…

— Я… не… — выдохнул Коптилка.

Веранда неловко махнула над плечом ладошкой и опять пошла от нас.

Коптилка стремительно догнал ее.

— Вот… На! — и сунул ей в руки жирафа.

— Да ты что!

— Бери, я говорю!.. Потому что… Ну бери, вот и все! Я кому сказал!.. — Он даже топнул ногой, с которой посыпались остатки ржавчины.

— Бери! Бери! — закричали мы наперебой.

И Веранда взяла Алика. Прижала к груди. Улыбалась и смотрела на нас. А мы на нее. Потом пространство сдвинулось, проселок и Веранду закрыли кусты. Мощеный тракт превратился в асфальтовое шоссе. Вместо берез — бетонные заборы и кучи мусора.

Мы снова не удивились, только грустно стало. Вот и сделалось нас меньше на одного. Коптилка стоял совсем понурый. Я подумал: «Наверно, ему все-таки очень жаль Алика». Он будто услыхал мою мысль. Глянул из-за плеча, встряхнулся.

— А может, я найду другого Алика! Нашего кота!

Мы сели на валявшуюся у края асфальта бетонную балку. Надо было надевать новые башмаки — для продолжения пути.

Но в наших рюкзаках тоже оказалась чешуйчатая ржавчина. И мы побросали рюкзаки.

А что дальше?

— Мы так не договаривались, чтобы топать босиком. Я отвык, — пробурчал Коптилка. Потом оглянулся. — Ой, да, кажется, уже недалеко топать-то… И вдруг закричал: — Алик! Алик!

Через дорогу шел серо-полосатый тощий кот с одним ухом.

Коптилка бросился за котом. Тот не обрадовался встрече, кинулся прочь. Коптилка за ним. А мы за ними обоими! И выскочили на свалку, где возвышались мусорные кучи.

Там Коптилка наконец поймал одноухого Алика. Упал на него животом, подхватил на руки.

И тогда между куч возникли двое. В сером камуфляже и беретах. С дубинками у пояса.

— Ты чего мучаешь животное, шмакодявка! А ну стой!

Коптилке чего бояться-то? Встал бы да объяснил: никого я не мучаю, поймал сбежавшего из дома кота Алика. Но прежний страх перед такими вот, с дубинками, не выжгла из Коптилки даже долгая астероидная жизнь.

И он кинулся прочь!

— Стой, паскуда!

Коптилка перескочил через ржавую проволоку, она горбилась над землей черными изгибами. Один конец ее был примотан к торчащей балке.

Кирилка и я сообразили одинаково. Прыгнули к другому концу! Дернули, натянули проволоку перед мужиками в беретах!

Грохот, вопли, ругань!

А Коптилка с котом Аликом на руках убегал все дальше, дальше, скрылся за трансформаторной будкой.

Дай Бог ему удачи…

Мы торопливо отступили на асфальт. Свалка и бетонные заборы исчезли. Шоссе сделалось прямым, как стальная лента. По сторонам стояли аккуратно подстриженные клены.

Мы пошли не по асфальту, а по тропинке рядом с кленами. Все равно Дорога… Или уже не Дорога? Ведь мы износили все железные башмаки.

— Локки, надень свою накидку, — велел Голован. — Здесь цивилизация.

Локки сказал, что это «ц-дурацкая цви-вилизация», но послушался.

— Люди, подождите. Надо посоветоваться, — вдруг остановил нас Доня. Он был теперь не в прежней потрепанной одежде, а почему-то в полосатой пижаме. Она была ему мала, смешно торчали худые щиколотки.

— Люди, — повторил Доня. — Возникла непредсказуемая ситуация… Хотя, возможно, и предсказуемая, но… Мы как-то неожиданно отрываемся друг от друга. Да, видимо, мы пришли. Пора… Но давайте тогда хотя бы попрощаемся заранее. Неизвестно, кто следующий. И увидимся ли потом…

Все было неизвестно. И грустно. И непонятно. И, конечно, следовало на всякий случай попрощаться.

Но не удалось. С визгом застопорила на обочине серебристая «Лада». Выскочила из машины очень красивая, очень взволнованная женщина.

— Доник! Ты с ума сошел! Посмотри на папу, у него больное сердце!