Сразу же привлечем внимание читателя к тому, что мы не обратились к фантастике социальной, и даже Герберт Уэллс интересует нас в первую очередь как автор ряда произведений «твердой» НФ. Оставили вне поля зрения утопии и антиутопии. Даже такие направления, как «космические оперы», «фантастические детективы», «катастрофы и посткатастрофические миры», «космические робинзонады» и т. п., отложили в сторону. Необходимо ограничить сферу нашего интереса, чтобы выяснить — имеет ли место эволюция НФ в каком-либо направлении или мы наблюдаем ее самое заурядное угасание. Разумеется, современная НФ опирается не только на естественные науки, но и на дисциплины гуманитарные. Однако выделяя «классическое» НФ-ядро так называемой «твердой» научной фантастики, мы тем самым отсекаем успехи и достижения смежных направлений, дабы узреть — крепка ли сердцевина или могучий с виду ствол уже поражен гниением.
Любопытно, что многие адепты научной фантастики не боялись признать тот факт, что человек — не главный объект ее интереса. Еще Кингсли Эмис в «Новых картах ада» (1960) рассматривал «идею как героя» современной НФ. Приблизительно в этом же смысле высказывались в те годы и Брайан Олдисс, Иван Ефремов, Станислав Лем, Кобо Абэ и др. Разумеется, речь все же шла в первую очередь о «научно-технической», «естественно-научной» или даже «инженерной» фантастике. Эта литература, в отличие от традиционной, должна была привлечь интерес не к «судьбе человека», а к «судьбе открытия». Впоследствии почти все из вышеупомянутых писателей своим творчеством блестяще доказали, что без человека нет литературы.
Аркадий и Борис Стругацкие изначально были приверженцами гуманистического содержания фантастики, определяя ее так: «…отрасль литературы, подчиняющаяся всем общелитературным законам и требованиям, рассматривая общие литературные проблемы (типа: человек и мир, человек и общество и т. д.), но характеризующаяся специфическим литературным приемом — введением элемента необычайного» (1965). Во многом именно благодаря Стругацким советская фантастика времен ее Золотого века свернула с тропинки инженерно-технической НФ на магистраль литературы традиционной. Но век тот длился недолго…
Итак, ожидание научного прорыва, вера в неизбежность материального прогресса, формирование идеологии социального оптимизма — ко всему этому приложила руку НФ второго этапа НТР (НФ-2). А что касается ее практической задачи, так о ней много лет назад проговорился Александр Казанцев, заявив, что фантастика должна готовить молодежь в «технические ВТУ-Зы» и вместе с тем она должна быть литературой «крылатой мечты». Как ни странно, оба эти тезиса не противоречат друг другу, поскольку дело касалось, в общем-то, изощренной эксплуатации юношеского энтузиазма в рамках существующей идеологии.
Вот, кажется, мы и подобрались к одному из базовых понятий НФ-2. Энтузиазм определяется как «высокая степень воодушевления, состояния подъема, восторга». И впрямь герои большинства произведений НФ-2 — сплошь и рядом энтузиасты, а попросту говоря — люди, перманентно находящиеся в состоянии аффекта.
Аффект — естественное состояние персонажей научной фантастики в эпоху ее расцвета. Причем неважно, является ли герой примером для подражания, как, например, персонажи книги «Легенды о звездных капитанах» (1961) Генриха Альтова и Валентины Журавлевой, или являют собой психопатическую личность, наподобие Гулли Фойла из романа Альфреда Бестера «Тигр! Тигр!» (1956). Следует обратить внимание на зачины множества произведений — «Это было время, когда…» Величие эпохи, апофеоз грандиозных свершений, словом, весь событийный ряд словно выдавливал незаурядную личность на авансцену, заставляя демонстрировать свои лучшие и худшие качества, созидать миры или восставать против мироздания.
Вам это ничего не напоминает?
Исключительная личность в исключительных обстоятельствах — приблизительно так в школьные годы нас учили формулировать сущность романтизма как литературного направления. Кто-то в свое время остроумно заметил, что НФ — это плод греховной любви готического романа и научно-популярного очерка. Как бы то ни было, именно романтизм первой половины XIX века раскрепостил литературные роды и, жанры, «вывел в свет» фантастическую повесть и, собственно говоря, выткал основу, которую впоследствии с удовольствием использовали фантасты для своих нужд.